Кейт Ивен - Кварталы Нелюдей

Я хотела что-то сказать, но только пошевелила губами: мой голос пропал от страха… или нет…

Нет, нет… Эти все чувства — не мои, это чужая память, чужая боль, ноющая в душе до сих пор. Во мне был только её призрак, а сама она, равно как и воспоминание, принадлежит…

Мой взгляд невольно опустился вниз.

Сахарная вата лежала на асфальте пушистым клубочком, с нескольких боков облепленная грязно-серой пылью.

Эта память — память Эдуарда.

Шумно вздохнув, я протёрла глаза.

Так, определённо перегрелась, у меня уже солнечный удар, поэтому я и вспомнила это… этот эпизод из жизни белокурого изверга. Ничего, всё пройдёт, полежу дома с холодной тряпкой на лбу, и всё будет хорошо…

— Мама, мамочка, пожалуйста, останься! Я так тебя люблю, я всегда буду слушаться, только не уходи, пожалуйста! Не бросай меня!

Я круто обернулась назад, но не увидела никого, кто бы плакал или ссорился с матерью. Нет, в Парке царила благодать и идиллия, звенел громкий детский смех и шумели под напорами горячего ветра каприссы.

Но голос… он же раздался просто за моей спиной! Такой чёткий, ясный, жалобный, будоражащий душу…

Я через силу заглотнула духоту, и лёгкие обожгло. Кажется, вечером будет гроза. Хорошо бы…

— Лэй, — Виктор коснулся моего плеча, и я посмотрела чуть вниз, в сторону. Раненая рука очень болела. Двадцать швов, лечебная мазь — и всё равно болит.

… Не могу заснуть. Перед глазами тот белый тигр, что… Впрочем, неважно. Надо забыть об этом. Забыть…

— Лэй! — кто-то резко встряхнул меня — я инстинктивно сжалась и зажмурила глаза, прикрывая лицо руками.

Только не трогайте меня! Не делайте мне больно!!! Не надо!!!

Кто-то ухватил мои кисти и, непрерывно зовя меня по имени, опустил их вниз, чтобы видеть моё лицо. Приоткрыв глаза, я увидела Виктора, который…

… повторял моё имя?..

Нет, он говорил совсем иное:

" Победителей ждёт только лестница в небо,

Проигравшего — недры товарищей тел,

И не вспомнит никто, кем он был или не был,

Лишь душа отлетит в тайный Смерти Удел».

— Лэй!!! — голос больно стегнул моё сознание, как непослушную овцу выгоняя его на свет божий. В реальность, где нет места иллюзиям.

… Детский смех. Шелест листвы деревьев, то стихающий, то вновь усиливающийся под порывами июльского ветра. Жара. Солнце. Вишнёвый привкус на языке. Руки Виктора, сжимающие мои плечи. Сладковатый запах цветов.

Как во сне я повернула голову и отстранённо посмотрела на двух пятилетних девочек, которые с радостными визгами, то и дело оглядываясь, пронеслись мимо нас по дорожке, сжимая в руках кукол с неживыми, широко распахнутыми глазами. За этими малышками что есть мочи бежал трёхлетний карапуз в голубом костюмчике с очень серьёзным, сосредоточенным лицом.

Люди.

Я видела этих детей насквозь. Видела каждую жилку в их телах, каждый капилляр, каждый желудочек их маленьких, быстро сокращающихся сердец. Собственно, именно эти густые карминовые паутинки в ярких одёжках бежали по аллейке. И я даже знала наверняка, какой температуры их кровь.

Мир стал замедляться, как сделавшая положенное число оборотов карусель. И чем медленней всё вокруг становилось, тем дальше отступало чувство реальности. Я видела сон. Я спала и видела реальность, ту, которая вокруг меня. Видела всё, что там происходит.

И всё-таки спала.

Мне казалось, что когда я начну поворачивать голову к Виктору, это будет ужасно медленно, как на плёнке, которую воспроизводят в замедленном режиме. Как иногда бывает во сне.

Но — нет. Времени ушло — полсекунды.

У Наблюдателя были чуть расширенные глаза со зрачками-точечками. Он что-то говорит, но что? Для меня и для него время бежало совершенно по-разному. Как в двух разных мирах.

И если честно, я хочу вернуться в его мир, тот, где минута — это всего лишь шестьдесят секунд, а не вечность.

— А вот и наша девочка! — молодая женщина с водопадом русых волос ласково улыбнулась мне. Я сидела у её ног, обнимая Тэдди, а она склонилась надо мной, упираясь руками в собственные колени. На ней были синие джинсы, такие потёртые, что чёрные ремни и прикреплённые к ним кобуры с девятимиллиметровыми пистолетами резко вырисосывались на фоне светлой ткани. Простая чёрная майка полностью открывала руки, на которых красовалось несколько свежих розовых шрамов.

Пониже локтя на руках этой женщины били закреплены ножны с кинжалами.

Кто она?

Я посмотрела в её карие глаза, а потом опять перевела взгляд на оружие.

— Нашу девочку заинтерисовали «беретты»? — улыбнулась она.

А в следующее мгновенье уже совсем другим тоном, серьёзным, собранным, произнесла невпопад:

— Как ты себя чуствуешь?

И вдруг оказалось, что она старше. Что волосы у неё бело-жёлтые, аккуратно и коротко подстриженные. Что одета она в лёгкий белый плащ, белую кофточку и белые брюки.

И вдруг оказалось, что я лежу на деревянной лавке в послеобеденной тени деревьев, а на лбу у меня мокрая тряпка. Что рядом с этой женщиной стоит Виктор и напряжённо смотрит на меня.

— Ты как? — услышала я его голос.

Хм, кажется, я хлопнулась в обморок. Из-за жары?

Мне вспомнились девочки, их чётко обрисованные жилы с кровью.

Нет, точно не из-за жары.

— Нормально, — голос у меня был с хрипотцой, как после сна. Но я действительно чувствовала себя хорошо, очень даже хорошо. Правда, была у меня сотня-другая вопросов, на которые вряд ли кто-то из всех здесь присутствующих может дать ответ.

Кстати, о присутствующих.

— Кто Вы? — я стянула со лба влажную ткань — белый шёлковый шарф — и без раздумий протянула его женщине.

— Мишель, — она взяла его и посмотрела мне в глаза до удивления знакомым изучающим взглядом.

— Мы раньше встречались? — у меня не было абсолютно никакого желания юлить и хитрить. Буду спрашивать в лоб, пусть думают, что я ещё того, не совсем очухалась.

Отличная тактика! Ещё пусти слюни и сделай полубезумный взгляд — тогда тебе много чего расскажут..!

… братья в белых халатах. Давно пора к ним сходить, от тебя вылечиться!

— В метро несколько дней назад, — улыбнулась Мишель. — Ты ехала вместе с чёрноволосой девочкой.

— Да нет, — качнула я головой, — ещё раньше! Когда Вам было лет… двадцать с чем-то, где-то двадцать пять…

— Навряд ли, — мне показалось, или улыбка этой женщины чуть сникла?

— У Вас ведь природный цвет волос — русый, как у меня? — чуть прищурившись, посмотрела я на неё. — А на руках — шрамы от чьих-то когтей? А на предплечьях Вы носите ножны с кинжалами?

Улыбка Мишель угасла, а глаза опустели, как у моей Скарлетт. Странное дело, но таким же мёртвым стало лицо Виктора.

Они переглянулись — обменялись какими-то известными только им мыслями, после чего белоголовый мужчина отрицательно качнул головой, а женщина произнесла: