Кейт Ивен - Кварталы Нелюдей

— Ни о чём. Так, просто задумалась, — устало пожала я плечами. — Слушай, пошли где-нибудь посидим, а?

— Неподалёку есть парк, — заметил белокурый парень.

— Пошли в парк, — согласилась я. — Моим ногам всё равно.

Ведь ногам таки всё равно. А тебе? Думаешь, вы будете сидеть в парке на пионерском расстоянии друг от друга и с воодушевлением обсуждать постулаты теории относительности? Как бы не так!

Но несмотря на всю свою сволочность, Эдуард не похож на какого-нибудь маньяка.

Ну-ну, сейчас снимем маску и посмотрим, кто на кого похож!

А может, обойдёмся пока без крови? Ей-богу, так лень драться…

Под мысли подобного рода я в обнимку с четверть-оборотенем прошла несколько улиц и вышла на ул. Склепов. По дороге парень не проронил ни слова. Аж как-то странно.

Я посмотрела вперёд. От темнеющего впереди парка нас отделяла только проезжая часть дороги, ограждённая от тротуаров невысоким заборчиком. Ага, чтоб пешеходы где попало не перебегали. Но это же Роман-Сити! С нашей стороны кусок этого заборчика был выломан, с другой — нет. Машин в Чёрных Кварталах всегда было мало, поэтому стоять со скучающим видом и ждать, пока не иссякнет поток авто, не пришлось.

— Я не смогу перелезть, — произнесла я, когда белокурый парень легко перепрыгнул через ограду и оказался почти рядом с парком. Пусть я даже теперь не на каблуках, но прыгать в платье не буду. Просто по сценарию — не могу.

— Не заставляю, иди сюда, — перегнувшись, четверть-оборотень подхватил меня на руки, и я оказалась по одну с ним сторону заборчика. Усилий к этому было приложено — ноль. Халява форева, что я могу ещё сказать? Ах да, есть одно.

— Спасибо, Эдуард, — с этими насильно вытянутыми из себя словами я попыталась стать на ноги, но белокурый парень не позволил и дальше понёс меня на руках.

Я хотела было возразить, но потом почуяла, какое блаженство разлилось в моих ногах, и благоразумно промолчала. Во-первых, мне ещё, может быть, придётся сегодня драться. Уже из-за одного этого стоит поберечь силы. А во-вторых, среднестатистическая девчонка не может обладать такой же выносливостью, как у меня. Я над своей физической формой работаю — по-крайней мере, работала — как ишак, но для остальных моих одногруппниц существуют только периодически прогуливаемые уроки физкультуры. Становится ясно, что силёнкам взяться неоткуда. Поэтому и мне придётся изображать из себя слабое хрупкое существо. Фарфоровую вазочку, чёрт возьми!

Очень „приятно“ удивило то, что в парке не горели фонари. Интересно, почему у нас сегодня темно, как до первой лампочки Ильича в России? Всё экономят, небось, сволочи. А мне, между прочим, совсем не улыбается сидеть с таким парнем, как Эдуард, в темноте!!! Об этом кто-нибудь подумал?!! Не подумал. Ублюдки чёртовы! Чтоб у вас в глазах всегда была такая же темень!!

Мы спокойно прошли (ну, разумеется, кто прошёл, а кто нет) по аллейкам мимо занятых лавочек вглубь парка, потом свернули с дорожки. Насколько я знаю, там впереди обрыв. Нам туда? Белокурый парень решил-таки от меня избавиться?

Нет, не похоже. Тогда в какую глушь он меня тащит? Я хоть и не самая порядочная девушка, но что-то мне это не нравится. Ох как не нравится.

Нравится, не нравится — терпи, моя красавица.

Спасибо, что напомнила ещё и об этом аспекте взаимоотношений между парнем и девушкой!!!

Ты сама должна была принять его во внимание.

Мы шли по сочной зелёной траве, которая в этом году, наверное, ещё не знала газонокосилки, и виляли между угольно-чёрных стволов дубов, клёнов, ясеней. Их густые кроны практически полностью закрыли звёздное небо и тихонько шелестели от июньского ветерка. Иногда среди тёмных листьев нет-нет, а мелькала какая-нибудь любопытная звёздочка…

Деревьям и траве, казалось, не было конца. Сверчковому пению — тоже. Оно было вокруг и не стихало ни на миг, будто и не тревожил самих музыкантов Эдуард своими шагами. Я хотела было спросить, куда это мы идём, как тут увидела первые просветы, обозначающие, что впереди обрыв, и небольшой тёмный холм, который украшали старые высокие вязы.

— Нам туда? — указала я на них. Белокурый парень кивнул.

Подъём занял полминуты максимум. Впрочем, мне-то что? Я всё равно передвигалась не на свих двоих, хотя какой бы то ни было усталости на лице Эдуарда тоже не обнаружилось. Ну да, он же частенько таскает девушек на руках. И почему это я забыла?

С вершины, как я и ожидала, открывался чудесный вид. До самого горизонта лежал город, на тёмном теле которого горели миллиарды огоньков, тревожно дрожащих, мигающих, разноцветных, живых. А иссиня-чёрное небо было похоже на зеркальное отражение Роман-Сити, только звёзды, холодные, далёкие, были застывшими. Большие, маленькие

— они горели ровным светом. А между них, клонясь к закату, висела неполная луна. Желтоватая, безразличная ко всему.

Поставив меня на ноги, Эдуард молча сел на древний поваленный ствол, а я подошла к краю обрыва и взглянула на ту прелестную картину, что открывалась отсюда.

Всё это — город, живой город. Сколько там людей, и у каждого своя жизнь. Какая-то другая, особенная. И если подумать, что там, далеко за горизонтом, есть ещё люди и подумать, скольким из них ты нужна… Быть может, это и есть одиночество? Полное ощущение мира и себя в нём, как чего-то отдельного, не родного?

— Нравится? — спросил белокурый парень и потянулся ко мне.

— Здесь красиво. Ты всегда приводишь сюда девушку? — я покорно уселась к нему на колени. Сомневаюсь, чтобы бревно было достаточно чистым для платья Ким.

Что, только поэтому?

А иди ты!!!

— Хм… Ты знаешь, нет, — ответил белокурый парень. — Я всегда прихожу сюда сам. Но для тебя я решил сделать исключение.

— Почему?

— Потому что ты среди всех — исключение. Ты удивительная, — произнёс четверть-оборотень, глядя на огоньки Роман- Сити.

— Повтори, — я обняла его за шею и прижалась щекой к макушке. Волосы у него оказались по-детски мягкие и шёлковые.

— Ты удивительная… Тебе холодно?

Гениальнейший вопрос. Наконец-то ты догадался! Все мои ткани и системы органов давно отморожены, а ты это понял только сейчас!

Белокурый парень обвил меня обеими руками и прижал к себе. Мы молчали. Роман-Сити играл мириадами огоньков.

— Ты совсем ничего не рассказала о себе, — наконец произнёс белокурый парень. — Я знаю только твоё имя. И то, что ты начала грустить с тех пор, как мы заговорили о смерти.

— Считай, что меня просто клонит ко сну, — я преспокойно взглянула на него. О ту нежность, что горела где-то на самом дне изумрудных глаз, можно было согреть мои посиневшие руки, стоило только захотеть. Но я не хотела принимать тепло Эдуарда. Я вообще больше не хотела ничего, кроме как оказаться в своей постели и забыться сном без кошмаров и крови.