Крис Вудинг - Нити зла

Кайку заметила, что руки его сжались в кулаки, и желтая кожа натянулась на костяшках пальцев.

— Вы пригласили ткачей в свои дома. Вы выкормили их, как своих детей.

Кайку это шокировало. Но, набрав воздуху в грудь, чтобы возразить, она поняла, что не может. Он прав. Знатные семьи обязаны обеспечивать своего ткача всем необходимым в течение нескольких дней после выхода из Узора. А эти твари способны на самые жуткие извращения. Воспользовавшись маской для плетения Узора, ткачи впадают в состояние, когда не могут сопротивляться безумной похоти и первобытным потребностям. Им позволено все. Изнасилования, убийства, истязания — это лишь некоторые из тех желаний, удовлетворения которых требовали эти безумцы. Ткущий рода Керестин был, по слухам, каннибалом. Ткач семьи Нира поедал человеческие и звериные экскременты. Главный ткач любил свежевать людей и животных живьем и делать из кож скульптуры. Хотя не у каждого ткущего мания требует жертв: некоторые просто рисуют или галлюцинируют часами, и им не нужно насыщать себя болью и страхом после погружения в Узор, но большинство ткущих все же отбирают чужие жизни. Их болезнь может усугубляться, и тогда число жертв тоже растет…

Кайку вдруг стало очень стыдно. Она вспомнила, как радовалась в Ханзине, что прибыла, наконец, на родину. Она считала, что ей повезло родиться в Сарамире — царстве красоты и гармонии. Но оно построено на костях. Еще до появления ткачей сарамирцы беспощадно истребляли аборигенов-угатов. Миллионы смертей… Для Кайку все это не было новостью, но раньше казалось каким-то далеким и не имеющим к ней никакого отношения. Но Тсата говорил прямо. И, слушая его, Кайку понимала, как тонка оболочка цивилизации, по которой ступает знать. А под ногами бушует океан хаоса и насилия.

Но Тсата не закончил.

— Я не виню тебя за грехи твоих предков, хотя в вашем обществе часто карают сына за ошибки отца. Сейчас ткущие уничтожают землю, на которой вы живете. Это последняя капля. Ваш народ настолько привык полагаться на ткачей, что не может без них обойтись, не желает от них избавиться. Несмотря на то что они угрожают гибелью всему прекрасному, всему, что вы любили. Вы так старались сделать свою империю больше и сильнее, что стали подрывать ее основы. Вы выстроили высокую башню, но теперь вынимаете кирпичи из ее основания, чтобы уложить их сверху.

— Я знаю. — Кайку злилась. Кажется, он перегнул палку. Понимая, что Тсата не обязан следовать нормам этикета ее страны и использовать привычные для сарамирцев намеки и уловки, она все равно считала его манеру говорить слишком резкой. — Что я, по-твоему, здесь делаю? Я сражаюсь с ними.

— Да. Но по каким причинам? Ты мстишь. Саран говорил. Сейчас люди вашей страны поднимаются на борьбу, потому что у них мало еды. Но пока к ним не подкрался голод, они спокойно позволяли болезни расползаться, надеялись, что кто-то другой остановит ее. Никто из вас не борется за других. Вы готовы бороться, только если у вас в этой борьбе есть личный интерес.

— Таковы люди, — отрезала Кайку.

— Но мои люди другие, — возразил Тсата.

— Может, поэтому вы до сих пор живете в джунглях и ваших детей едят дикие звери? А цивилизация строится на эгоизме.

Ткиурати не обиделся на завуалированное оскорбление.

— Я не собираюсь сравнивать вашу культуру с нашей и судить о достоинствах и недостатках каждой.

— Ты вроде бы именно это и делаешь, — угрюмо отозвалась Кайку.

— Я рассказываю, как выглядит в моих глазах ваша страна. Моя откровенность тебе не нравится?

— Я не нуждаюсь в твоих комментариях к ошибкам моего народа. Может, тебе не по вкусу мои причины, потому что они недостаточно альтруистичны, но факт остается фактом: я борюсь с ткачами. Я не принимаю мир таким, как он есть, потому что это неправильный порядок вещей. Поэтому избавь меня от лекций по морали!

Тсата смотрел на нее очень спокойно. Она остыла. Прочертила пятками две линии в грязи.

— Мне нечего сказать тебе о ткущих. Ты и так все понимаешь, — неожиданно признала она.

— Получается, что это — плод вашей культуры? И, стремясь к личному благополучию, вы ничего не сделаете, пока угроза не коснется вас самих?

— Возможно. Я не знаю. Но во многом мы смирились с ткущими из-за неведения. Если бы знать получила доказательства, что за болезнь всего живого в ответе ткачи, они бы свергли их и уничтожили. Я твердо в это верю.

— А напрасно, Кайку.

Она и Тсата посмотрели снизу вверх на подошедшего Джугая. Он опустился на землю рядом с ними, поправил повязку на лбу и виновато улыбнулся.

— Сложно спать, когда вы тут спорите о высоких материях.

— Что ты имел в виду под «напрасно»? — спросила Кайку.

— Может, и не стоит тебе это говорить, но уже, наверное, не важно. — Джугай встал и потянулся. — Либера Драмах ведет некоторые дела, в которые мы не посвящаем никого. Одним из них стала проверка теории твоего отца о колдовских камнях. Убедившись, что он прав, мы… в общем, мы довели это до сведения кое-кого из знати. Косвенными путями: намек здесь, намек там… Когда это не сработало, мы представили прямое доказательство и предложили им убедиться в его истинности. — Он почесал затылок. — Очевидно, все это делалось через посредников. Либера Драмах себя не откроет так просто.

Кайку жестом попросила его перейти к сути дела. Джугай подошел ближе и посмотрел на них сверху вниз.

— Они ничего не сделали. Ни один из них. Очень немногие вообще потрудились проверить факты, которые мы им предоставили. — Джугай с горечью усмехнулся. — Все это время ткущих сдерживал только страх — а что, если все благородные семейства выступят против них? Что ж, мы постарались спровоцировать это. И ничего не произошло.

У Кайку земля ушла из-под ног.

— Как это возможно? Если они видят, что творят ткачи…

Джугай положил руку на голое плечо Тсаты.

— Наш охамбский друг прав. Это не в их интересах. Если бы всего лишь десяток семейств отреагировал на наше предупреждение, они бы потеряли своих ткачей, чем тут же воспользовались бы другие. Старые раны, сильные обиды… Кто-то всегда старается получить превосходство и думает только о краткосрочной выгоде. Люди — эгоисты. Единственный способ изменить что-то основополагающее — это если все захотят таких изменений одновременно. — Он пожал плечами. — А в нашем случае для этого должна произойти катастрофа.

— Это правда. Вам следует подождать, пока эта страна не окажется на грани гибели, и каждый захочет что-то сделать, — сказал Тсата. — Но тогда может быть слишком поздно.

— Значит, вот так? Чтобы что-то изменить, нужны сотни тысяч жертв?!

Джугай и Тсата просто посмотрели на нее. Этого ответа было достаточно.

Небо расчистилось еще до рассвета, и отряд двинулся в путь, чтобы не терять времени. Светила одинокая Иридима. К Номору уже, по-видимому, вернулось чувство направления. Оценив изгиб барьера, она примерно указала направление, в котором находился центр отрезанной от внешнего мира территории ткущих.