Майкл Муркок - Древо скрелингов

При ходьбе нам было тепло, но, останавливаясь, мы сразу ощущали ледяное дуновение ветра. К вечеру первого дня мне на лицо начали падать редкие снежинки. Мы упорно продвигались навстречу зиме.

Я заметил, что смена времен года происходит здесь очень быстро.

– Да,- ответил Лобковиц.- Выражаясь привычными для вас понятиями, мы шагаем против потока времени. Можно сказать, мы возвращаемся к Рождеству.

Я уже собирался спросить, что означают его загадочные слова, когда перед нами возникло бледное лицо высотой около двух метров, загораживая узкую горную тропу. Оно взирало на нас глазами, расположенными на уровне нашего роста. Присмотревшись, я подумал, что это изваяние, хотя и весьма реалистичное. Какая могучая сила поставила здесь этот огромный камень, преградив нам путь? Изваяние смотрело на меня с улыбкой, по сравнению с которой улыбка Моны Лизы показалась бы широкой. Я невольно залюбовался его красотой и провел рукой по гладкому граниту, из которого оно было высечено.

– Что это?- спросил я Лобковица.- И почему оно загораживает тропинку?

– Это существо зовется ононо. В здешних местах когда-то обитало целое племя таких созданий. Вы не в силах различить весьма ловкие руки и ноги, спрятанные внутри единой части тела, которое кажется вам толстой шеей. Ононо вымерли здесь и повсюду, кроме Африки, да и там они встречаются крайне редко. На вашем месте я бы радовался тому, что это существо окаменело. Ононо – сильные безжалостные противники. И вдобавок каннибалы.- Действуя посохом словно рычагом, Лобковиц начал сдвигать голову на край тропы. Она сразу покачнулась, потом внезапно опрокинулась и покатилась в глубокую пропасть, ударяясь о стены. Я проводил ее взглядом, ожидая, что она упадет в реку, но голова с хрустом вломилась в рощицу темных деревьев. Я поймал себя на мысли, что желаю ей мягкого приземления. Теперь тропа была свободна.

Лобковиц двинулся вперед с осторожностью, которая, как выяснилось, была нелишней. Тропа расширилась, свернула в сторону, и перед нами предстал не каменный страж, а несколько живых экземпляров создания, которое мы только что сбросили вниз. Оттуда, где должны быть плечи, вытягивались длинные гибкие ноги и руки, похожие на паучьи лапы. Их огромные головы, заточенные зубы и круглые глаза навевали воспоминания о полотнах Брейгеля.

О том, чтобы вступить с ними в переговоры, не было и речи. На тропе сгрудились шесть или семь ононо. Мы должны были драться с ними либо отступить. Я решил, что, даже обратившись в бегство, мы рано или поздно все равно столкнемся с ними. Лобковиц выхватил из-под плаща громадную абордажную саблю, я со смешанным чувством облегчения и вины обнажил Равенбранд. Черный клинок тут же издал радостный кровожадный вопль и потянул меня к противникам. Лобковиц двигался следом. Мы мчались навстречу гротескным существам, продуктам тупиковой ветви эволюции.

Гибкие пальцы обхватили мои ноги, и я до рукояти вонзил меч в лицо ближайшего ононо, расколов его как тыкву и забрызгав себя и его соплеменников мешаниной из крови и мозгов. У этих тварей оказались массивные, но весьма хрупкие черепа. Еще два ононо пали жертвой Равенбранда, который словно обезумел, упиваясь кровью. Я услышал свой собственный голос, который выкрикивал боевой клич Эльрика Мелнибонэйского:

– Кровь и души! Кровь и души для моего повелителя Ариоха!

Я внутренне содрогнулся, подумав, что совершил тяжкий грех, произнеся это имя в мире, который меня окружал.

Но теперь во мне преобладал Эльрик Мелнибонэйский. Врезавшись в толпу отвратительных ононо, я впитывал их грубую жизненную энергию.

Их кровь запульсировала в моих жилах, сообщая мне злобную, практически неодолимую силу.

Вскоре пять из них были мертвы. Тут и там на тропе, все еще подергиваясь, валялись их отрубленные руки и ноги. Несколько конечностей упали в пропасть. Два оставшихся в живых ононо – мне показалось, что это молодые самки – уползали прочь и не представляли для нас опасности.

Я облизал губы и вычистил клинок о жесткие черные волосы ононо.

Лобковиц осматривал труп, сохранившийся в относительной целости.

– Это были последние слуги Хаоса в этом мире, по крайней мере, до настоящего момента. Хотелось бы мне знать, не позовут ли они сюда своих родственников.- Он вздохнул, словно сочувствуя поверженному врагу.

– Все мы – игрушки Судьбы,- заговорил он.- Жизнь – это не план спасения или бегства, а дорога, которую мы вынуждены преодолевать.

Если мы и способны изменить свой жизненный путь, то лишь весьма незначительно.

– Вы пессимист?

– Порой даже самые незаметные перемены становятся решающими,- сказал Лобковиц.- Поверьте, граф Ульрик, меня можно назвать кем угодно, только не пессимистом. Ведь это я и мои единомышленники бросаем вызов самой основе существования мультивселенной.

– А именно?

– Многие полагают, что единственная сила, которая делает бытие реальным – это человеческое воображение.

– Значит, мы создаем сами себя?

– В мультивселенной встречаются и более удивительные парадоксы. Без них нет жизни.

– Вы не верите в Бога, сэр?

Лобковиц повернулся и посмотрел на меня. На его лице появилось странное, удовлетворенное выражение.

– Меня редко спрашивают об этом. Я верю, что если Господь существует, то он наделил нас способностью к творчеству и предоставил нас самим себе. Он не судит нас, не пытается управлять нами, но дал нам Равновесие – или, если хотите, идею Равновесия. Именно ему я служу, и тем самым служу Богу.

Я смутился. Я никогда не испытывал желания вторгаться в духовный мир других людей, но был воспитан в лютеранской вере, и, естественно, у меня, возникли некоторые вопросы. Судя по всему, Лобковиц исповедовал религию торжествующей умеренности, цели и законы которой были понятны и ясно определены.

Равновесие – источник справедливости и творческих способностей, совокупность которых люди и называют гармонией.

Однако о всякой гармонии пришлось забыть, как только ветер вновь начал обжигать наши лица. Он забрасывал нас дождем и мокрым снегом.

Мы почти ослепли и продрогли до костей, но продолжали шагать по горной тропе. Она петляла среди огромных скал и пробегала по узким гребням, по обе стороны которой сияли глубокие пропасти. Казалось, ветер напал на нас, когда мы были наиболее уязвимы.

Кое-где высоко над нами склоны гор начал покрывать снег. Я встревожился, понимая, что если начнется обильный снегопад, мы погибнем. Лобковиц всеми силами пытался успокоить меня, но было заметно, что он сам не верит своим словам.

– Будем надеяться,- сказал он и добавил, цитируя кого-то из англичан:- "Оставив страхи за спиной, с надеждой смотрим вдаль."- Только теперь я обратил внимание на то, что до сих пор мы говорили по-немецки.