Майкл Муркок - Древо скрелингов

– Что ж, кузен, я вижу, ты услышал звук моей трубы. Кажется, он немного испугал тебя.- Гейнор поднял отделанный медью и бронзой кривой бычий рог, висевший у него на поясе.- Это был второй гудок.

Третий возвестит о конце всего сущего.

Потом Гейнор выхватил свой меч. Он был черным. Он выл.

Мной овладело отчаяние. Я должен был помочь своей жене. Но в таком случае на меня со спины нападут Гейнор и его дикарское воинство.

Внезапно Равенбранд овладел моей душой, сознанием и мыслями. Я обнажил его, не задумываясь.

Я начал приближаться к викингам, облаченным в доспехи.

Вновь послышался тонкий мягкий звук костяной флейты. Он слаженным аккордом отразился от горных вершин. Гейнор выругался и повернулся, изливая ненависть на индейца, который сидел на шее мамонта, скрестя ноги, закрыв глаза и, надув щеки, играл на своем инструменте.

С клинком Гейнора что-то происходило. Он изогнулся и затрепетал в руке хозяина. Гейнор прикрикнул на него, схватил его обеими руками, пытаясь справиться с ним, но безуспешно. Неужели я был прав, и флейта имела власть над мечом?

Потом мой собственный клинок буквально потянул меня к тропе и к Оуне. За спиной раздавались крики Гейнора и его людей. Я от всей души надеялся, что индеец отвлек их и они забыли обо мне. Я должен был помочь своей жене, самому дорогому для меня человеку, своей единственной святыне.

– Оуна!

Мой голос заглушили хохочущие ветры. Всякий раз, когда я пытался окликнуть жену, поток воздуха относил мои слова прочь. Я слышал и ощущал только вибрацию меча, которая непостижимым образом слилась в гармонии с завыванием вихря. Неужели этот клинок – предатель?

Неужели он заодно с ревущим черным смерчом, в глубине которого я видел свирепое лицо, с торжеством взиравшее на одинокую женщину, продолжавшую идти к нему решительной походкой, натянув тетиву, словно собираясь выстрелить в оленя?

Из смерча вырвался черный туман. Его длинные щупальца потянулись к Оуне, окружая и охватывая ее, но она, продолжая целиться, то входила в туманную пелену, то выпрыгивала из нее, словно девочка, играющая в "классики" Потом она пустила стрелу.

Огромная перевернутая башня из пыли и воздуха закричала. Что-то очень похожее на смех вырвалось из нее, и от этого звука меня замутило.

Я побежал, ускоряя шаг, и наконец ступил на тропу, которая теперь плескалась под моими ногами словно ртуть. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы восстановить равновесие и убедиться, что я не тону в ней. Напрягая волю, я мог идти по тропе и даже бежать.

Я побежал, и в тот же миг Оуна пустила вторую стрелу, а секунду спустя- третью. Они вонзились в лицо смерча, образуя букву "V". Смерч взревел и заметался, пытаясь избавиться от стрел. В его глазах светился разум, но было видно, что он не способен совладать с собой. Лорд Шоашуан продолжал гримасничать и хохотать, его щупальца вновь начали смыкаться, втягивая мою жену в толщу вихря.

В третий раз пропела флейта.

Какая-то сила с яростью выдернула Оуну из объятий смерча. Судя по всему, стрелы при помощи флейты оказали какое-то загадочное магическое воздействие. Оуну отбросило назад к тропе, и теперь она лежала на мерцающей серебристой полосе крохотной кучкой костей под белоснежной накидкой из бизоньей шкуры.

Я окликнул ее и промчался мимо, не успев проверить, жива ли она. Мне хотелось одного – отомстить чудовищу и не позволить ему вновь напасть на мою жену.

Меня оглушил пронзительный вопль, я вдохнул зловонный воздух и оказался перед еще более мерзким лицом, которое злобно взирало на меня из глубины вихря. Оно облизнуло темно-синие губы, раскрыло желтую пасть и высунуло язык, чтобы схватить меня.

В тот же миг мой Равенбранд рассек его язык надвое и ликующе взвыл, словно пес, нагоняющий добычу. Еще одно движение клинка – и язык распался на четыре части. В отвратительных глазах смерча вновь мелькнул разум; он понял, что ему противостоит не простой смертный. Я знал, что пока Равенбранд соприкасается с моей плотью, я остаюсь полубогом. Смертным, который обрел могущество богов и может их убивать.

Я рассмеялся, глядя в эти широко распахнутые глаза. Я зашевелил губами, копируя движения окровавленной пасти смерча, которая втягивала в себя рассеченный язык и возвращала ему прежнюю форму. И пока вся его энергия уходила на то, чтобы восстановиться, я вновь напал на него, а в толще перевернутого конуса, непрерывно сменяя друг друга, возникали все новые лица, как будто смерч выбирал наилучший способ уничтожить меня.

Но он не мог это сделать. Я скармливал ему похищенные души десятков недавно убитых существ. Это были свежие души, и, что важнее, смерчу приходилось поглощать их в одиночку. Мной овладел знакомый ужасающий экстаз, отведав который ты уже никогда не забудешь это чувство, всегда будешь его страшиться и жаждать. Жизненная энергия моих жертв наполнила мое человеческое тело и превратила его в нечто неестественное и вместе с тем сверхъестественное, в канал, по которому передавалась темная сила клинка. Теперь я принадлежал ему без остатка.

Меч вонзился в чрево Шоашуана. Только Равенбранд знал, куда нужно наносить удары, ведь только он полностью находился в плоскости демона, могущество которого я однажды пытался обуздать. Но теперь у меня не было столь благородных целей. Я боролся за свою жизнь и душу.

Хлынувшая в меня черная энергия обострила мои чувства. Меня переполняло ощущение жизни, мое сознание было совершенно ясным. Я без труда отражал каждую попытку щупалец схватить меня. Я бешено хохотал, вновь и вновь атакуя голову смерча, а он визжал, вопил и содрогался, грозя сокрушить окрестные горы.

Не знаю, в какой мере я оставался Ульриком, а в какой – Эльриком Мелнибонэйским, но я старался не терять связь с ними обоими. Мне казалось, что к ним приковано внимание тысяч существ, привлеченных энергией Черного клинка. Может ли добро возникать из зла подобно тому, как зло порой рождает добро? Это не парадокс, а факт человеческого существования. Я обоими руками вонзил меч в что-то, напоминавшее яремную вену Шоашуана, и был вознагражден. Смерч внезапно расплылся огромным зловонным облаком и облил меня своими внутренностями и кровью. Я был наделен невероятной силой, но липкая зеленая каша сковывала каждое мое движение и затвердевала на моей коже.

Я нанес противнику смертельный удар, но теперь оказался совершенно беспомощен. Вихрь закружил меня и швырнул на Серебряную тропу точно так же, как прежде Оуну. Я упал плашмя, но не выпустил из рук меч, сумел подняться на ноги, и в тот же миг увидел чудовищного белого бизона, который мчался ко мне.

Мои инстинкты и кровожадность клинка слились в едином порыве. Я выставил черное лезвие вперед словно шпагу и вонзил его в грудь огромного животного. Второй удар свалил бизона с ног. После третьего по льду разлилась его кровь.