Рамиль Юсупов - Паутина противостояния (сборник)

– Посмотрим, посмотрим… – Вниз Ярга не смотрел, наоборот, поднял взгляд вверх, к потолку, работал с головой Бруно на ощупь, но, судя по выражению лица нава, все шло так, как он хотел. – Ага, добрался…

Розовое чуть потемнело: пребывающий без сознания масан попытался изогнуться, и субстанции, из которой был сделан куб, пришлось уплотниться.

– Спокойно, спокойно, – пробормотал нав, продолжая ковыряться в облаке. – Тебе ведь пока не больно, просто неприятно. Самое интересное начнется потом.

Ярга вытащил руки из головы Бруно, тяжело вздохнул, отступил от куба, и рядом с ним тут же появился кусок мыла, затем наклоненный кувшин – вода потекла в подлетевший тазик. Ярга вымыл руки, вытер их полотенцем и задумчиво подошел к грозди стеклянных шаров, прикрепленных в одном из углов лаборатории.

– Кажется, была подходящая заготовка…

Выбрал один из шаров, внимательно вгляделся в плавающий внутри туман, удовлетворенно кивнул, вернулся к Бруно и осторожно поместил шар в облако. Примерно через минуту темно-синее, а потом и розовое выдавили из себя опустевшую стеклянную оболочку.

– Очень хорошо.

Оставалось самое главное, самое интересное и самое трудное. Ярга глубоко вздохнул, закрыл глаза, досчитал до пяти и вновь погрузил руки в голову масана.

– Эрик! Здесь только что лежал мой бумажник.

– Я не брал, – равнодушно ответил дремлющий в кресле Робене.

Однако такой ответ Луминара не устроил, и он грубовато продолжил:

– Я не шучу.

– Я тоже.

– Какого черта…

Щелчок зажигалки заставил масанов одновременно поднять головы к потолку, а облако дыма, которое выдохнул в их сторону раскуривший сигарету орангутан, – поморщиться. До курильщика было далеко, футов двадцать пять по прямой, однако нелюбимый табачный дух преодолел это расстояние шутя.

– Кажется, я знаю, где твой бумажник, – с прежним безразличием произнес Робене.

Ярга простил обезьяну, выпустил из колеса, вернул первоначальный облик, и орангутан продолжил вести себя в привычном ключе – крал все, что плохо лежит.

– Скотина! – С чувством выругался Тео. И, разглядев за поясом орангутана свое имущество, потребовал: – Отдай!

Однако челообразный лишь скорчил гримасу и выдал очередную порцию дыма.

Главная гостиная была обставлена куда уютнее личных комнат и безликих кабинетов базы. Огромная зала – не менее трехсот квадратных ярдов – поднималась вверх на тридцать футов. По периметру, на высоте примерно пятнадцати футов, она была опоясана металлической галереей, на которую выходили коридоры базы. Бетонный пол покрывали толстые ковры. Кожаные кресла и диваны, журнальные столики, здоровенный плазменный экран, несколько полок с дисками, бар, бильярдный стол, камин… Гостиная была излюбленным местом проведения досуга, однако сейчас, в разгар дня, в ней болтались только два масана. И обезьяна.

– Тварь!

Еще одна гримаса.

– Отдай бумажник!

Орангутан, пристроившийся на здоровенной бронзовой люстре, запрокинул голову, по всей видимости, изображая сатанинский хохот.

У Луминара от бешенства свело пальцы.

– А он хорошо двигается, – заметил Эрик. – Даже мы его не заметили.

И невозмутимо стряхнул с плеча сигаретный пепел.

Равнодушие Эрика было понятным: его бумажник покоился в кармане. А вот разъяренному Луминару было не до наблюдений.

– Отдай кошелек, сволочь!

Ощерившийся масан присел и резко выпрыгнул вверх, но недотянул до люстры футов пять.

– Убью!

Робене тонко улыбнулся, но промолчал.

Обезьяна же для начала метнула в разъяренного Тео окурок, а затем принялась с деловым видом потрошить бумажник.

– Черт! Эрик!

– Что я могу?

– Дай нож!

Робене никогда не расставался с кривым, как скрюченный радикулитом кинжал, керамбитом – сказывались комплексы, приобретенные во время босяцкого детства в Гонконге.

– Ты собираешься его метать?

– Да!

Глупо. Метнуть керамбит невозможно, разве что запустить им. Однако Луминару было все равно.

– Дай!

– Это же любимец Ярги, – проворчал Эрик, не делая ни малейшей попытки потянуться за оружием. – В колесо захотел?

– Проклятье!!

На пол посыпались банкноты.

И магией крови не воспользуешься – Ярга категорически запрещал колдовать на территории базы.

– Черт! – Тео запустил в обезьяну чашкой, но ловкий зверь без труда увернулся от снаряда. – Я до тебя доберусь!

Следующая гримаса продемонстрировала всю глубину недоверия орангутана к обещанию масана.

– Сволочь!

Зверь вновь изобразил смех, затем раскачал люстру, перепрыгнул на галерею и смылся в коридор.

– Ты посмотри! – Тео с отвращением оглядел обслюнявленный, старательно искусанный бумажник, швырнул его в угол, сложил собранные с пола банкноты и сунул их в задний карман брюк. – Клянусь кишками Спящего, когда-нибудь я доберусь до скотины!

– Вряд ли успеешь первым.

Масанам уже рассказали, что почти все обитатели базы мечтали размозжить рыжей скотине череп.

– Постараюсь! – Тео плюхнулся в кресло. – На кой черт Ярге нужна эта тварь?

– Он говорит, что после Нави разумные шли по нисходящей, и этот зверек – прототип следующей доминирующей расы.

– Сам так сказал? – недоверчиво прищурился Тео.

– Да, – подтвердил Робене.

– Когда?

– Когда мы разговаривали.

– А-а… – Тео почесал в затылке. – Ты, кстати, так и не рассказал, о чем вы трепались?

– О жизни, – ровно ответил Эрик.

– О прошлом расспрашивал?

– Да.

– Понятно.

Старший Луминар замолчал.

Побоялся, что не сможет спрятать охватившие его сомнения, точнее – нехорошие предчувствия, что появились вчера, после возвращения Эрика с той беседы.

На первый взгляд Робене не изменился, вел себя по-прежнему, однако пару раз умолкал на полуслове, неподвижно уставившись на какой-нибудь предмет. На вопрос: «Какого черта?» усмехался и коротко отвечал: «Задумался, бывает». До сих пор не бывало. А сейчас… Тео знал, что выходка обезьяны не оставила бы Робене равнодушным: или заржал бы, как сумасшедший, или бросился бы на помощь. Сегодняшний Эрик предпочел остаться в стороне.

– Ярга обо мне и Бруно спрашивал?

– Ерунду всякую. Сказал, что важные подробности сам от вас узнает.

– Понятно.

«Не слишком ли часто я повторяю: «понятно»?»

Тео бросил быстрый взгляд на приятеля, однако тот переключил все внимание на вошедшего в гостиную голема, смотрел на куклу так, словно от ее действий зависело нечто важное.

«Да что, черт побери, происходит?!»

Тео тоже посмотрел на голема. Кукла как кукла. Широкая фигура, невыразительное лицо, на котором навеки застыло выражение тупого послушания, серая униформа – уборщик, мать его! Впрочем, у големов-стюардов физиономии не менее дебильные, все отличие – комбинезоны белые.