Игорь Абакумов - Дойти до неба

— Антон Петрович.

— Антон Петрович, я вполне понимаю, что здесь происходит. Мы, в некотором роде, коллеги…

«Ну да, студентка-медик…»

— Но мой сын, на самом деле, жив. Он болел корью в пять лет, в третьем классе сломал руку — четыре месяца в гипсе… Курить начал в шестнадцать, а в семнадцать бросил. В армию не взяли из-за плоскостопия… — Ирина схватилась руками за виски. — Господи, как же объяснить-то?…

— Ирочка, давайте успокоимся, — Антон очень старался из всех чувств оставить на лице только самую малость сочувствия с приличной добавкой понимания.

— Да жив он, понимаете? Жив! — Ира запустила пальцы в короткие пепельные волосы и с усилием провела ладонями по щекам. — И мне не девятнадцать лет, как у вас написано…

— Хорошо, Ирочка, — Антон закрыл папку с бумагами и прихлопнул сверху ладонью. — Давайте так. Сегодня вы побудете у нас. Как коллега, вы должны меня понять. Бумажки, справки… Мы заложники этой бюрократии.

Ирина, закусив губу, обреченно кивнула.

— А пока вы будете отдыхать, я все разузнаю про вашего сына. Договорились? Вот и чудненько. Давайте-ка пройдем в соседнюю комнату. Клава вас проводит. Мне надо будет вас осмотреть. Ничего не поделаешь, так положено.

Проведя Ирину в смотровую, Клава на секунду остановилась в дверях и, полуобернувшись, тихо спросила:

— Куда ее потом, Антон Петрович? В первую?

Антон вновь открыл папку с историей болезни и журнал регистрации. Чуть подумав, ответил:

— Да, пожалуй. Пусть пока будет в надзорной. Только не пеленайте без необходимости.

10.54 . Среда 11 мая 1988 г., г. Ленинград, военная база ВС СССР «Пулково», map #1851.

Усиленный мегафоном голос предлагал выйти из челнока с поднятыми руками.

— Да щас… — проворчал Димон, стягивая с себя белый костюмчик со свастикой. — Организуем встречу на Эльбе…

Слава уже закончил с переодеванием и теперь придирчиво осматривал собственные джинсы.

— На славу пропылились.

Он осторожно выглянул через закопченное лобовое стекло челнока наружу и тут же присел.

— Габешников-то понагнали… Куда ни плюнь, все в фиолетовый погон угодишь.

— Ага, ты еще поплюйся, — откликнулся Дмитрий. — Суда присяжных по причине военного времени, думаю, не будет.

— Да кабы не расстрел на месте с конфискацией.

Друзья переглянулись.

— Не будем сдаваться?

— Фиг им.

Внутри аппарата что-то заурчало, и перегородка, отделявшая кабину от коридора, плавно уехала в сторону. Димон глянул в тоннель и заметил медленно открывающийся наружный люк. Мегафонный голос смолк на полуслове.

— Ага, сеанс окончен, всех просят на выход. Ну, что, замедляемся?

Вспышка. Стекло.

Слава прополз немного по коридорчику и прямо в проеме люка построил вихрь портала. Димка показал другу язык и сиганул туда первым.

— Ах, мать!

Слава не успел сделать даже полшага, когда Димон с криками вернулся назад.

— Погодь, — Базов приподнял ладони в останавливающем жесте. — Там, на этом месте, самолет рулит.

Он выдержал многозначительную паузу и улыбнулся.

— Гражданский! Летайте самолетами Аэрофлота!

Димка сунул голову в портал и вернулся через несколько секунд.

— Порядок, первый пошел, — и вторично исчез в вихре.

Несмотря на приличную высоту от проема люка до бетонки, приземление произошло успешно. Слава обнаружил блаженно улыбающегося Димона, который провожал глазами заруливающий к зданию аэровокзала Ил-62.

— Лепота, — Базов развел руки в стороны и глубоко втянул носом воздух. — Ну, что, проскочим в замедлении? Или наведем шухера на местных ментов, прогулявшись по полю открыто?

Ответа не последовало, и Димка тревожно оглянулся на товарища. Слава так и сидел на корточках, задумчиво глядя куда-то в траву.

— Крот, ты чего?

Вячеслав медленно перевел взгляд на Димона и чуть нахмурил брови.

— Ты ничего не заметил?

— Где? — Базов оглянулся.

— В портале…

— А чего там может быть? — Димка снова посмотрел на Славу.

— Может, и показалось. Но как-то уж больно отчетливо… — Кротков чуть помолчал. — При самом выходе из вихря я краем глаза заметил надпись.

— Какую еще надпись? На чем? — Баз удивленно приподнял брови.

— Да ни на чем, в воздухе. Мелькнула и пропала.

— Слышь, Крот, давай не томи. Что ты там вычитал-то?

— Там было написано «мап восемнадцать-тридцать шесть»…

10.57 . Среда 11 мая 1988 г., г. Ленинград, наб. р. Пряжки, Психиатрическая больница N2, map #1836.

Первая палата оказалась довольно обширным залом, мрачным, несмотря на попытки выкрасить стены в светлые тона. Давления прибавлял низкий сводчатый потолок, навевающий сравнения с каким-то казематом. И у палаты отсутствовала дверь. Вместо нее в проеме на стуле восседала массивная санитарка, наблюдающая из-под сдвинутых бровей за присутствующими в палате пациентками.

Постоялиц палаты, кроме Ирины, было еще четыре. Одна из них просто спала на спине, разметавшись по кровати и свесив одну ногу. Две другие тоже спали, но сон их со стороны не выглядел ни спокойным, ни безмятежным. Они были туго спеленаты по рукам и ногам простынями, и их смотрящие в потолок закрытые глаза поднимали в сознании мелкую рябь отвратительного потного ужаса.

Четвертая тоже обездвижена простынями, только, в отличие от остальных, она не спала. Ее колючие черные глаза буравили переносицу Ирины из-под густых бровей. Из глаз невидимо выливалось что-то липкое и горячее, готовое вот-вот взорваться…

— А почему ее не завернули?! — громко выкрикнула бодрствующая, все так же не отводя глаз от Ирины. — Почему ее не завернули?!! Почему ее?…

Санитарка отклонилась на задних ножках стула и, повернув голову направо-налево, обозрела коридор. Не заметив нежелательного присутствия, она резко подскочила и в два прыжка, неожиданные для ее комплекции, оказалась возле кровати орущей пациентки.

— Ты что, Федорова, опять полотенцем по жопе захотела? — прошипела санитарка. — Или в инсулиновую?

Смена поведения Федоровой была подобна выключению радиоприемника. Она вжала голову в подушку и молча заискивающе смотрела снизу-вверх на нависшую над ней санитарку.

— Валя, ну что ты? Я ж ничего, я ж только спросила…

— То-то же… — пробурчала санитарка Валя, медленно возвращаясь на свой пост.

Ира молча наблюдала за сценой, вжавшись в угол отведенной ей кровати.

— А в инсулиновую она не может, — громко прошептала Федорова, вновь обратив колючий взгляд к Ирине. — В инсулиновую только доктор может. Антон Петрович. А она не может. А полотенцем может. Тоже больно. Но это, если только Антон Петрович не узнает. А если узнает…

— Федорова, — угрожающе протянула со своего места санитарка.

— Все равно, ее не уволят, — скосив глаза, чуть тише прошептала пациентка. — Кто ж к нам сюда пойдет?…