Ольга Безмирная - Стая

…непроглядная тьма. Тьма и смех. Холодящий кровь, ужасный, чарующий смех. Кажется, он — его собственный. А тьма? Лай открыл зажмуренные глаза, но светлее не стало. Лишь где-то там, наверху, мелькали неясные, размытые точки света. Руки сжимали нечто, более похожее на короткие волосы. Очень жесткие и густые. Прислонившись к ним лицом, почуял запах. Зверь нес его на своей спине через ночь. Где они — совершенно невозможно рассмотреть. Этому мешали слезы, которые холодный ветер выжимал из глаз и ими же, словно мелким песком, царапал кожу щек. Дрожащие ноги сжимали ходящие ходуном бока зверя, все тело ныло так, как будто они скакали не один день, убегая от огрызка луны, маячащего за спиной.

Руки затекли, пальцев он уже не ощущал. Миг, и он летит, словно птица, раскинув руки. Небо, земля… или наоборот? Удара он не ощутил. Может, он на самом деле стал птицей? Скала, одинокая, как бородавка на лице морщинистой старухи, привлекла внимание. Одним прыжком он оказался на самой вершине. Щербатая луна мрачно ухмылялась темнеющей пластине земли. Лай запрокинул голову и по округе прокатился почти настоящий волчий вой. Ему показалось, или он слышит эхо? Откуда в степи эхо? Огромный волк у подножия скалы вытянул морду вверх и тихонько поскуливал, словно набирался сил. И вот округу пронзил еще один протяжный стон зверя. Но в этот раз Лай был эхом…

Рык перешел в хрюканье. Он остановился, придерживая штаны. Зверь — это обычный хряк? Хотя, кабаны тоже опасны. Но они не охотятся на людей — только защищают владения…

…мясо. Свежее, ароматное. От него исходит пар. Все-таки ночи здесь удивительно холодные. Но сам холод не причинял неудобства. Скорее помогал смыть излишнюю горячность с кожи. Волнение, экстаз… Он никогда не думал, какое наслаждение получаешь, вонзая зубы в трепещущую плоть. Еще живую плоть жертвы, скованной страхом. Кто он? Зверь или человек? В этих землях ответ ничего не решал. В степи нет людей — только звери. Лишь только они способны выжить в таких условиях. И что с того, что они ходят на двух ногах и могут улыбаться? Кровь стекает ручьями по подбородку. Жесткие волосы неприятно царапают горло. Лая вырвало…

Из-за деревьев вывалилась хрупкая фигура старого локки-отступника. От смеха он не мог произнести ни слова. Стоило ему успокоиться, как он бросал взгляд на растерянного ученика и снова принимался хохотать…

«…Лимби», — тихий шепот Коты. Девушка глядела на глубокую трещину в земле. Там, на дне, лежало несколько тел. Вокруг суетились уже знакомые туземцы. Лица их чуть светились в неровном блеске искр, которые зависли в воздухе, как капли росы на паутине. Кажется, они рьяно забрасывали расщелину камнями и комьями земли. При каждом ударе тела дергались, но никто из жертв не пытался ни спастись, ни даже подняться. Кота отвернулась. Лай хлопнул в ладоши: по земле прокатился недовольный рокот. Трещина исчезла…

— Никогда! — утирая слезы, провозгласил Уоз. — Никогда, слышишь? — Он подошел было ближе, но, почуяв запах, исходящий от ученика, сморщился и вернулся к дереву. — Никогда, — назидательно повторил старик, — не пей чужих зелий! Только когда научишься по одному запаху определять — что это такое. Полагаю, лет через тридцать. А уж зелье, любезно предложенное локки — даже в руки не бери!..

…Багровый оттенок неба, словно ржавый край огромного колеса, странно сочетался с маленьким человечком, с ног до головы обмазанным кровью. Человек прыгал по кругу, очерченному каменными столбами, тоже щедро окропленными тягучей багряной жидкостью. Старый засаленный бубен мелькал в воздухе. Звериная морда оскалила страшную пасть. Глаза. Черные глаза волка смотрели прямо и спокойно, так, как будто он уже давно умер, и только магией жреца все еще жив. Под волчьей головой огромный костер лижет голые камни. Жрец гортанно выкрикивает что-то и бросает в огонь. Вспышка. Круговерть. Танец. Еще и еще. Лай вдруг приблизился к нему… или это жрец метнулся к нему навстречу. Тогда почему же голова зверя тоже стала такой большой? В тонких багровых пальцах зажат оранжевый мешочек. Вспышка. Страшный крик. Морда зверя заслонила собой все. Глаза его сияли красным огнем…

— Это жестоко, — крикнул Лай, краснея до кончиков волос. — Я верил тебе… а… ты!.. — И захлебнулся от возмущения.

— А я лишь втолковываю тебе самую главную истину, — невесело усмехнулся Уоз и вытер пот со лба. — Никогда не верь локки! Даже если считаешь его другом… Нет, особенно, если считаешь другом! Не повторяй мои ошибки, парень. За них приходится платить… чуть дороже, чем стоят новые штаны и твоя гордость…

…мерцание огненных лепестков в каменной яме. Стон, шорох, рык. Пляска нервных теней на темных стенах, в которых неровные ниши зияли голодными глотками. Пальцы, ласкающие гладкую кожу. Трепет ресниц на влажных от пота щеках.

— Ты светишься, — нежно выдохнула Кота. — Как луна…

Вихри. Белые сказочные создания плясали вокруг. Плясали внутри. Двоились. Троились. Образовывали светящийся белоснежный ком, и тут же распадались на сотни тоненьких змеек. Смех отступника, маячивший где-то на грани рассудка и сладких иллюзий самого Мороса, становился все громче и громче. Где он, — внутри или снаружи? Перерос в громогласный хохот. Злой, жестокий, надменный. Хозяйский…

Как же утомительно ярко. Сильный свет отчаянно и болезненно слепит глаза. Лай зажмурился, но все равно его видел. Может, он — солнце? Бесконечное множество вспышек уже наводнило все внутри, точно сильный ливень по капле заполонил хлипкую плотину, которая вот-вот прорвется. Разит, переливается, заполняет все вокруг… И тогда не останется той малой части его самого. Она растворится навеки в этом невероятном сиянии.

Хрип. Сухой кашель. Яркие, подвижные, словно живые, многочисленные искры заметались с новой силой, отзываясь тупой, ноющей болью в висках. Перевернулся на бок. Свет, как вода в полупустом горшке, перекатился в правое плечо. Попытался сесть. Голова загудела, как будто он не человек, а лишь неровный уродливый нарост на скале, тайное убежище смертельно-опасных степных ос.

Но стало легче. Невероятно маленькие существа, кусающие глаза слепящим светом, да гневливо зудящие в ушах, чуть поутихли. Тошнит. Но желудок пуст, как сумка нищего… и от этого еще противней. Что произошло? Почему все тело ноет так, словно туземцы всю ночь вили из него свои пушистые веревки? Приоткрыл один глаз. Свет внутри тела потихоньку сдавался полумраку пещеры. Вот он уже может без боли и рези в глазах разглядеть ясный круг выхода.

Странно… Может, кто-то отбросил шкуру у входа, желая проветрить жилище? Принюхался и сморщил нос: да, это неплохая идея. Поднялся на ноги и покачнулся. Голова закружилась, а ноги точно вросли в скалу… или стали самим камнем. Тяжело, так, будто он и в самом деле двигал огромными булыжниками, Лай переставлял ноги. Дыхание сбилось, перед глазами опять замельтешили недавние знакомые. Оперся о стену, пытаясь отдышаться. Еще вчера он был бодр и силен, а сегодня чувствовал себя так, будто бы ночью кто-то подменил тело, подсунув дряхлое, старческое…