Джудит Тарр - Жребий принцессы

— Кто я — свеча, чтобы посветить какому-нибудь магу? — Вряд ли, — сказал князь. — Я хозяин твоей жены. Ее сила переплетена с моей, а значит, твоя сила — тоже. — Мы не погибли.

Голос Хирела звучал безжизненно. Он встал, не обращая внимания на безмолвный протест своего тела, и осмотрелся. Увиденное привело его в легкое замешательство: он был источником света, золотым сиянием, которое становилось ярче по мере возрастания его силы.

Если бы кто-то стоял в центре бриллианта; если бы в этом центре был изъян, черный провал без света, очертаниями напоминающий простой алтарь; если бы по обе стороны этого "алтаря" застыли две фигуры, мужская и женская, закутанные в черное, а в ногах у них свернулся большой серый кот, то это было бы как раз тем местом, где оказался Хирел.

— Это Андал'ар'Варьян, — сказал князь Орсан. — Башня Солнца на вершине Трона Аварьяна в Эндросе Солнцерожденного. — Он произносил эти слова с суровой торжественностью и с оттенком отчаяния. — Мы находимся в самом сердце силы Солнцерожденного.

Мирейн повернулся. Человек и бог снова воссоединились в одном теле. Однажды Хирелу уже довелось видеть его, стоящего перед Троном Солнца. Горе не уменьшило его величия, потеря не сломила его. Он по-прежнему оставался Мирейном Ан-Ш'Эндором, могучим правителем и непобедимым королем.

Душа Хирела сжалась и затрепетала. Рядом с ним оказалась Севайин. Он не заметил, как она подошла. Он взглянул на нее: она была всем, чем был ее отец. И даже больше того. Потому что она была смертна, и это сковывало ее; потому что она оставалась самой собой.

Он открылся перед ней, готовый к предстоящей неизбежной битве.

— Нет, — сказал князь Орсан, — все великие войны завершены. Правление Солнцерожденного закончилось.

Он вошел в круг света. Он не казался крепче и моложе, но его сила не стала меньше. Мирейн тихо попросил:

— Сейчас, когда мы оказались здесь и все уже кончено, скажи мне, кто мой отец?

— Ты сын Аварьяна, — ответил ему Красный князь. Мирейн вытянул свою пылающую руку. — Поклянись этим, о ты, кто плетет паутину. Поклянись, что не имеешь отношения к моему зачатию. — Я не могу.

Мирейн рассмеялся. Его смех звучал легко и свободно. — Ты не осмеливаешься. Я думаю, что это ты создал меня, как говорят многие. Сто Царств нуждались в короле, поэтому ты сотворил меня, поместил в утробу чужеземки и наложил на нее заклинания, сплетенные из лжи и снов. Но твои козни увенчались таким успехом, о котором ты не помышлял в своих самых безудержных мечтах, который не являлся тебе в самых черных кошмарах. Сам бог пришел к тебе на помощь. С этой точки зрения он, безусловно, подарил мне жизнь, правда, с помощью твоей плоти и твоего семени.

— Я призвал его, — сказал Красный князь. — Таков был ритуал, как ты знаешь: призывание бога к его невесте. Предвидение заставило меня поступить так; бог назвал имя своей избранницы посредством моей силы. Но что было после, я не помню. Возможно, он воспользовался мной. Возможно, нет. Но я не стремлюсь обозначить границы божественного.

— Твоя работа, — сказал Мирейн. — Все это твоя работа, хоть ты и отрицаешь. Мир принял такую форму, какую ты пожелал придать ему. Неужели ты смеешь думать, что я тоже подчинюсь?

— Что еще тебе остается? Твоя жена мертва. Твой названый брат отправился назад в объятия ночи, откуда ты когда-то вернул его.

— Я был Мирейном и до того, как они стали частью меня. — Ты можешь жить без них? Можешь терпеть пустоту сердца и силы?

Мирейн напрягся. Его глаза закрылись, челюсти сжались. Горестная гримаса исказила лицо. Усилием воли он овладел собой.

— Меня ждут мои армии. Моя война еще не кончена. — Я думаю, что это не так, — сказал Красный князь. Он указал на двоих, безмолвно стоящих рядом: на Хирела, не принимавшего участия в разговоре, и на Севайин, которая не могла найти нужных слов. Хирел сжимал ее руки, сложенные на животе, где был ребенок. — Это конец войны. Ты отрицал его. Будь же мудр наконец, сын моего сердца. Прими то, по чему ты так долго тосковал.

— А как же я? — спросил Мирейн. — Неужели я должен пасть от собственного меча? Севайин рванулась из рук Хирела.

— Нет, отец. Ты можешь править как раньше, до тех пор, пока бог не возьмет тебя. Керуварион принадлежит тебе. Асаниан — мой и моего императора. Наш сын будет владеть обеими империями.

Он мог бы согласиться. Севайин прочла это в его глазах, почти улыбающихся. Но князь сказал:

— Как долго ты будешь мириться с этим? Сколько пройдет времени, прежде чем это начнет терзать тебя? Ты нанес удар в самое сердце Асаниана. Не станешь ли ты потом утверждать, что все завоеванное тобой сейчас принадлежит тебе? — Он еще ничего не завоевал, — возразил Хирел. Севайин стремительно повернулась к нему, а затем опять к отцу.

— Да, — сказал князь Орсан. — Пока ты жив, Мирейн Ан-Ш’Эндор, миру не бывать.

— Тогда тебе самому придется убить меня, — ответил Мирейн.

Севайин очень тихо произнесла: — Если ты собираешься сделать это, то знай сначала тебе придется убить меня.

Красный князь обвел всех взглядом. В его глазах сверкнул необузданный гнев гилени.

— Неужели еще кому-нибудь, кроме меня, приходилось сталкиваться с династией столь непреклонных монархов? — В три быстрых шага он оказался перед Мирейном, возвышаясь над Солнцерожденным, словно башня, и Севайин подумала, что нет человека выше него. Он сделал то, чего Хирел при всем желании не смог бы сделать: положил руку на плечи Мирейна и взглянул сверху вниз в его глаза. — Я убью тебя, если это будет необходимо. Я молюсь, чтобы этого не случилось.

Да, он сделал бы это. Мирейн улыбнулся. И все же он любил его, этого повелителя и наставника королей, этого мастера заговоров, коварством превзошедшего даже хитрый ум асанианцев. Он любил и ненавидел его.

— Названый отец, — сказал он почти с нежностью. — Скажи мне.

Князь Орсан ответил на его усмешку мудрой и неумолимой улыбкой. — Есть другой способ. — Отлично, — сказал Мирейн. Князь помедлил.

— Чары. Великое Заклинание. Долгий сон, лежащий у смертной черты.

— Но не во владениях смерти. — Мирейн откинул голову, чтобы взглянуть в глаза князя. — И какая же в этом выгода? Будет лучше и удобнее, если я умру. Тогда по крайней мере моя душа снова обретет целостность.

— Для тебя, возможно, и нет выгоды. Но для мира, которым ты правил и который все еще можешь разрушить… Твоя дочь наконец пробудилась для мудрости. Она поняла, что свет и мрак составляют единое целое; она действительно знает, что такое сила. Ты тоже можешь познать эту истину. И если мои дурные предчувствия меня не обманывают, то пройдут годы, и снова возникнет угроза для равновесия в мире. И тогда Аварьяну вновь понадобится Меч, который он выковал.