Джудит Тарр - Жребий принцессы

— С тех пор, как ты стала моей императрицей. — Ты никогда не склонялся перед мамой или перед отцом. Прекрати эту ерунду и лучше помоги мне. У меня нет сил, чтобы восстановить волшебные ворота, а другого выхода из этого места нет.

— Есть, — поднимаясь на ноги, сказал он и взял ее за руку. Севайин напряглась, потом медленно расслабилась и наконец разжала пальцы. В ее ладони сиял и пылал Касар. — Вот то, что открывает все двери.

— Но ведь здесь нет дверей.

— Кроме этой. — Он встретился с ней глазами. — Этот путь прост. Вход — через Касар. Выход — через Сердце Мира.

Севайин нахмурилась. У нее почти не осталось сил. Хирел отдавал ей все что мог, плохо понимая, как ему это удается. Мало-помалу ее разум прояснился.

— Вход, — сказала она, направляя свою силу на мир, — внутрь. — Она собрала воедино три их разума. — Внутрь.

Касар запылал, становясь все больше и больше, пока не окружил их со всех сторон потоком огненного золота. Миры вихрем взметнулись вокруг них.

Этому не было конца. Такова истина, подвластная лишь богам. Севайин могла бы стать великим мудрецом, если бы мудрость хоть на йоту интересовала ее.

Внутрь — через Касар. Назад — через Сердце Мира. Просто и неизбежно. Когда она вынырнула из темноты, все изменилось. Маги пали ниц к ее ногам и называли ее императрицей. Она посмотрела на них сверху вниз, понимая, что не найдет радости в отмщении, и на своего супруга.

Хирел бросил взгляд на их клинки олениай, на раболепно скорчившиеся фигуры. Вспомнил всю ненависть, которую питал к ним.

Потом он протянул к Севайин руки, гневаясь и все же чувствуя горькую радость.

— Все прошло, — сказал он. — Совершенно все. Я даже не могу их презирать.

— Я тоже. Но кое-что мы можем сделать. Мы можем править ими.

— В этом и заключается наш замысел, — сказал магистр. Севайин не верила в его правдивость и не доверяла ему. Однако он покорился ей, как и все остальные маги, поскольку у нее была сила, чтобы сдерживать его. Она заставила их присягнуть на верность Хирелу и добилась от них клятвы, что они не причинят вреда ни ей, ни ее супругу, ни ребенку, которого она носила.

Совместными усилиями они усыпили ее здесь, в том месте, где не существовало земного времени. Она не желала подчиняться им. Ее тело сопротивлялось. Но она была измучена, и ей следовало позаботиться о ребенке, который спал в ее теплой темной утробе, сияя своей силой как бриллиант. Маги боялись за него. Придется им к этому привыкать. Если бы на его месте находился обыкновенный смертный ребенок, свершившееся этой ночью принесло бы ему смерть.

Он будет совершенно другим, этот наследник Солнца и Льва. Он будет чудом.

— Ну конечно, — с непоколебимой уверенностью сказал Хирел, — ведь это наш ребенок.

Севайин еще не была готова к тому, чтобы снова начать смеяться. Но она улыбнулась, поцеловала мужа и сказала: — Мне кажется, я люблю тебя, Хирел Увериас. Она спала в своей прежней комнате, укачивая сына, пока Хирел укачивал ее. Если сновидения и посетили ее, она их не помнила. Проснувшись, она поела, потому что так было надо, но ее мысли унеслись куда-то далеко. Она едва заметила тех, кто проводил ее из спальни в зал с очагом.

Ее ворота были разрушены. Она сама разрушила их. Вадин, Старион, ее бедные маги… Внутрь — через Касар. Назад — через Сердце Мира.

Всходил Аварьян. Его лучи нежно ласкали мертвого. Вадин Утханьяс, встретившийся наконец со смертью, умер бесстрашно и радостно, чтобы другие могли жить. Его тело находилось в прекрасном обществе асанианского императора и императрицы варьяни. У Севайин еще будет время оплакать их. Когда для этого настанет время, она поразмыслит и о своей вине. А сейчас ее ждали две армии, охваченные взаимной ненавистью. Принцы и князья горели желанием начать войну. Две империи, две столицы, два дворца с суетящимися придворными. И только два человека, закаленные в битвах, которые могли соединить эти два мира воедино.

Стоя над мертвыми, Севайин рассмеялась, потому что больше всего на свете ей хотелось разрыдаться. Все смотрели на нее. Все маги отныне принадлежали ей: те, кто хотел смерти императоров, и те, кто стремился спасти их. Каждый из этих замыслов удался только наполовину. Один был жив, как обещала ей коварная судьба, другой умер, как и хотел; и оба попали туда, где никто не повредит им и где они сами не смогут никому причинить вреда. Еще столько предстояло сделать! Севайин раскрыла ладони.

— Смотрите, — сказала она, — настало утро. Мы выиграли войну. Теперь мой принц и я, мы заявляем о наших правах на трон. Кто осмелится противоречить мне?

— Я.

Потрясенная и разгневанная, она обернулась к Хирелу. В утреннем свете его волосы казались золотыми. Его одежда превратилась в лохмотья, под глазами пролегли темные круги, но воля оставалась твердой. В руке у него была маска императора Асаниана. Он поднял ее и прикрыл ею свое лицо. Через маску его голос звучал отчужденно и равнодушно.

— Я, — повторил он. — Я, император Асаниана. Свою власть я не уступлю ни одному человеку. По-кошачьи мягко Севайин подошла к нему. — Мужчине — безусловно, — сказала она. — А как насчет женщины, Хирел Увериас? Женщины, происходящей от сверкающего бога? Мага, королевы и матери твоего будущего сына?

Золотое лицо было неподвижным, нечеловеческим, величественным. Оно ничего не обещало и ничего не уступало.

Маска медленно опустилась. Севайин увидела сначала глаза Хирела, а затем и все его живое прекрасное лицо. — И моей возлюбленной? Не правда ли, мадам? — Да, твоей навсегда. Но прежде всего я — императрица Керувариона. — Так.

Хирел оглядел ее с ног до головы. Его брови сдвинулись. Он опустил глаза на маску, повертел ее в руках, что-то долго и тщательно обдумывая.

Севайин терпеливо ждала. Даже ради любви к нему она не уступит своей половины трона. — Только половины? — спросил он ее. — Ни больше и ни меньше, — ответила она. Хирел поднял руку. Севайин подняла свою. Его глаза сощурились от блеска Касара. Он соединил свою ладонь с ее пылающей ладонью. Его лицо было неподвижно, но глаза излучали золотое сияние. — Да будет так! — произнес император Асаниана.