Джудит Тарр - Владычица Хан-Гилена

— Ты вообще ни о чем не думала, крошка. Но, кажется, ты преуспеваешь. Это было спасением, и она ухватилась за него. — Да. Я оруженосец Мирейна. У меня новый меч из стали. Это просто чудо. Взгляни на мою кобылу Илхари. Бешеный — ее отец. Мы сражались вместе в первой битве. Придворные вручили мне трофей. Ты увидишь его… когда…

Она осеклась. Брат глядел не на нее, а на кого-то за ее спиной, и на лице у него было непонятное ей выражение — смесь приветствия, уважения, понимания с явным и необъяснимым оттенком сочувствия.

Элиан обернулась, продолжая оставаться в объятиях брата. Позади нее стоял человек, ростом не выше ее, одетый в золотой шелк, и смотрел на нее спокойными золотистыми глазами.

Не держи ее Халенан, она бы пошатнулась. Из всех людей, которых Элиан ожидала увидеть здесь, этот был последним.

— Но, — глуповато сказала она, — вы, кажется, собирались вернуться в Асаниан.

— Но, — ответил он ей, — я предпочел приехать сюда:

— Из-за меня? — Элиан покраснела, высвобождаясь из объятий брата. — Конечно же, нет. Просто вы хотели видеть Солнцерожденного. И узнать, чем в конечном счете обернется для вас союз с моим отцом. Вы не слишком мудро поступили, мой господин. Его высочество принц Асаниана, безусловно, очень важный заложник.

— Неужели лишь одна вы можете рискнуть своей судьбой, славой и состоянием и отдать все это на волю северного ветра?

Он был еще красивее, чем ей казалось прежде, еще остроумнее и учтивее. Элиан сняла шлем и встряхнула подстриженными блестящими волосами, подставляя солнцу поцарапанную щеку.

Илариос вздрогнул при виде поврежденной нежной кожи и тем не менее улыбнулся, найдя, что в ней все еще остается великая красота: не красота собаки, по-саженной на цепь в зале, а красота волчицы, живущей на свободе в диком лесу.

— Мой господин, — сказала ему Элиан, — вашему отцу ваш выбор понравился бы не больше, чем мой выбор — моему отцу. Он пожал плечами.

— Все мы платим, госпожа. Но игра того стоит. Ее глаза нашли Мирейна. Он стоял рядом с палаткой, окруженный высокими воинами, и все-таки возвышался над ними. Одним из них был Халенан. Элиан даже не заметила, как он отошел.

— Вот, — сказал Зиад-Илариос, — это император. Я был воспитан для того, чтобы править, а не служить, но этот человек… о, это действительно великое искушение.

— Вы, конечно, подшучиваете над ним. — Нет, только не сейчас. Не в его присутствии. — Он не бог, — резко сказала Элиан. — Да, всего лишь сын бога. Она повернулась к нему.

— Вы знаете, что должно случиться. Мир не потерпит двух императоров. А Мирейн ни одному смертному не уступит то, что получил. — Тогда слава богу, что я — не мой отец. Какой-то демон побудил ее схватить принца за руку. Она была сильной и теплой и тем не менее дрожала. Ладонь Элиан была немного увереннее, но голос ее прерывался и звучал несколько выше обычного. — Идите. Идите и поговорите с ним. Они были очень разные, темный человек и золотой. Оба — высокородные господа, рожденные править, они стояли лицом к лицу и мерили друг друга проницательными взглядами. Здесь могла быть либо великая любовь, либо великая и прочная ненависть.

В течение долгих минут равновесие не нарушалось. Воцарилась тишина. Даже сенели присмирели. Илхари смотрела на этих людей и вспоминала о жеребцах, которые стоят, опустив рога, замерев и словно выбирая, то ли терпеть присутствие друг друга, то ли ринуться в смертельный бой.

В один и тот же момент они оба протянули руки для рукопожатия, которое было похоже на поединок. Мирейн оказался выше, но Илариос — крепче сложением, и они хорошо дополняли друг друга.

Все кончилось так же быстро, как и началось, в единый момент. Илариос в улыбке обнажил сжатые зубы, Мирейн держался если не теплее, то свободнее.

— Приятно встретиться, ваше высочество. Мой оруженосец рассказывал мне о вас. — А о вас, ваше величество, — сказал Илариос, — многое мне поведала моя госпожа из Хан-Гилена. Именно она разожгла во мне желание взглянуть на вас, чтобы самому понять, какого рода создание вы собой представляете.

— И что же я собой представляю? — спросил Мирейн с блеском в глазах.

— Вы — варвар, — ответил Илариос. — И король. Но ни сейчас, ни когда-либо в будущем вы не станете императором Асаниана.

Элиан громко втянула воздух. Даже некоторые из людей Халенана потянулись к мечам; приближенные Мирейна держались вместе, в напряжении сузив глаза.

Мирейн рассмеялся и, словно шутка принца доставила ему удовольствие, приобнял Илариоса. А это, согласно законам и обычаям Золотой Империи, было государственным преступлением: выскочка-чужеземец осмелился коснуться священной персоны высокого принца.

Илариос застыл от оскорбления. Мирейн жестко улыбнулся ему без всякого раскаяния. «Да, — говорили его глаза, — ты высокий принц, а я Солнцерожденный. Если хочешь, можешь меня ненавидеть, но не смей презирать меня».

Наследник Асаниана распрямил спину с гордостью тысячи поколений императоров. И рассмеялся. Невольно не сдержавшись, он поддался очевидной абсурдности их соперничества. Все еще смеясь, он протянул руки и сам обнял Мирейна, заглянув в его черные глаза.

— И все же, Солнцерожденный, — сказал он, отдавая дань гордости Мирейна, — что бы там ни было, мы встретились достойно.

Прежде чем Мирейн повернул на юг, он дал своим воинам отдохнуть там, где они одержали свою последнюю победу, — в том месте, где смыкаются границы Ашана, Эброса и Пороса, в часе пути от форта. Это был большой, роскошный праздник, настоящее чудо для всех окрестных мест. Люди проделывали путь в три дня, чтобы только взглянуть на палаточный городок возле стен города Исеброс и на великого короля.

И то и другое заслуживало внимания. Смешанные армии северян и южан нарядились в свои праздничные одежды для участия в пире. И у Мирейна хватило любви, величия и чутья, чтобы распорядиться доставить все необходимое, будь то килты и яркие украшения северян, штаны, сапоги и расшитые кафтаны южан или даже свое простое белое одеяние жреца с золотым поясом и золотое крученое ожерелье.

Но вообще-то, по мнению Элиан, он мог прогуливаться по лагерю и в своем старом боевом килте — все равно он приковывал к себе все взгляды. Его лицо, глаза и королевская осанка излучали свет.

Теперь армия знала, кто Элиан на самом деле. Между королевским оруженосцем и людьми короля успели зародиться легкие дружеские отношения, особенно с рыцарями из королевской свиты. И теперь все переменилось. Никто не обвинял ее, никто открыто не избегал, но легкость в общении обернулась осторожной вежливостью. Даже Мирейн, даже он стал ей чужим.

Нет, сказала она себе, когда успокоилась. Дело только в том, что в один миг он превратился в повелителя великой империи. Ведь быть королем значило не только иметь привилегии одеваться в шелк и носить драгоценности на парадных церемониях. Это значило также выполнять тяжелую нудную работу, тратить долгие часы на советников и писарей, проводить бесконечные и бесчисленные аудиенции. Казалось, Мирейн преуспел в этом, но он почти не имел свободного времени, и его совершенно не хватало на оруженосца. Правда, теперь у него было полно слуг, которые купали и одевали его, выполняли его желания. А Элиан по-прежнему спала у него в ногах и прислуживала ему за столом, и только.