Джудит Тарр - Владычица Хан-Гилена

Когда все кончилось, Мирейн стал очень спокоен. Он не печалился, но его восторг померк, а разум спрятался обратно в свое собственное царство. Элиан попыталась проникнуть туда, но натолкнулась на стену. Не такую уж высокую и крепкую, но Элиан уважала его и заставила себя подавить внезапную и крайне удивительную для нее самой ревность.

Ее голова покоилась на груди Мирейна. Сильные руки обнимали ее, пальцы одной руки запутались в ее волосах. Их огненный цвет заворожил его.

— Они огненные даже… здесь, — изумился он прошлой ночью, смеясь над ее яростным румянцем и бурно овладевая ею.

Память ее метнулась в прошлое. Зиад-Илариос в храме, такой золотой и такой потерянный. С внезапным неистовством она прильнула к Мирейну, заставив его очнуться от мечтательности.

— Я не позволю им убить тебя! — закричала она. — Не позволю!

— Они не посмеют, — сказал Мирейн с уверенностью, достойной короля. Он сел, увлекая ее за собой, и улыбнулся, нежно отбрасывая волосы с ее лица. — Ну, моя возлюбленная, как мы будем встречать наших недремлющих гостей?

Общество нашло их благопристойно одетыми — он в белом килте, она в зеленом платье — и играющими в «королей и города» возле пылающей жаровни. Даже самые буйные молодые лорды угомонились при виде их спокойствия. Но женщины улыбались: девушки — в восхищении, смешанном с завистью, замужние дамы — с одобрением. А самые пожилые — отвернув покрывало на королевской кровати. Там были девичья цепь и пятна первой брачной ночи.

С криками восхищения юноши обрушились на молодых. Двое самых юных несли венки из зимней зелени; они короновали ими влюбленных, пока остальные закутывали их в меховые плащи, поднимая их и распевая утреннюю песню.

Ибо это была свадьба высокородной леди из южных краев: три вечера и три ночи она должна провести наедине со своим мужем, но три утра посвящались празднеству. В первый день они должны были участвовать в торжественной процессии через главную башню и позавтракать в компании ближайших родственников. На второй день дворец встречал их пиром. А на третий они должны были проехать по городу в носилках и появиться в храме, чтобы там подарить свое благословение и свое могущество преданному им народу.

Элиан отчаянно цеплялась за каждую секунду. Даже глубины разума Мирейна не выдавали ни малейшего нетерпения, но она знала: четвертое утро станет началом похода на Ашан. Сказав всего лишь пару слов Аджану, который выполнял обязанности командующего армиями в отсутствие Вадиня, и Халенану — начальнику южных легионов, он дал распоряжение все подготовить. И, решив таким образом проблему своей судьбы, полностью превратился в юного любовника.

Элиан старалась. Но она была женщиной и пророком. Она не могла заставить себя забыть.

Третий день пролетел словно голубь, за которым гонится ястреб. Элиан боялась тяжелого испытания в храме, длинного ритуала в такой близости от Алтаря Видения. Но алтарь молчал, вода не была затуманена видениями; и вскоре она отошла от него. Прозвучало благословение, едва слышимое ею, как и собственные слова. Пир, на котором она почти не притронулась к еде, из-за чего старые дамы и молодые самцы обменялись шаловливыми многозначительными взглядами. И наконец она снова осталась за запертыми дверями наедине с Мирейном, который со вздохом опустился на кровать.

Она ссутулилась рядом с ним, затянутая в свои драгоценные юбки, и долго смотрела на него, не говоря ни слова. Его быстрая рука нашла шнуровку се лифа, которая тотчас же распустилась, к некоторому его удивлению. Рука Мирейна сжала ее обнаженную грудь.

Элиан судорожно вздрогнула. Он нащупал застежки ее юбок и одну за другой снял их, бросая куда попало, а затем обернул ее в подбитый мехом ха Лат. Даже это не смогло согреть ее. Мирейн привлек ее к себе и обнял.

— Я знаю, — сказала она, стуча зубами. — Я знаю, что это такое. Это предвидение. Я знаю и пытаюсь не знать. Мирейн, я надеялась, что это будет твоим спасением. Я молилась об этом. Но… я… я не знаю. Так холодно. — И темно. Она прильнула к нему. — Ты знаешь. Ты тоже знаешь! — Да. — Он коснулся губами ее волос, пробежал пальцами по напряженным мускулам ее спины. — У нас есть враги, которые хотят отнять у нас всякую надежду. И теперь мишенью для них стали мы оба. — Нас уже трое, — прошептала Элиан. Его руки так крепко сжали ее, что она задохнулась. — Трое, — медленно повторил он. — Мы можем быть смертельно слабыми. Или стать сильнее, чем были по отдельности, ибо отец мой — бог. Мрак никогда не позволит нам этого. Но мы можем верить. Мы должны.

— Я хотела бы… — Голос ее окреп, она немного согрелась. Совсем немного. — Я буду верить. Если только… — Она чуть отстранилась, чтобы видеть его лицо. — Если только ты позволишь мне не оставаться в стороне. Брови Мирейна сдвинулись.

— Расстояние — ничто для силы. Ты отлично поможешь мне и отсюда. Даже, может быть, лучше без этих походных трудностей… В порыве гнева Элиан оттолкнула его. — Не будь болваном! Следуя твоим же собственным рассуждениям, меня так же легко убить здесь, как и в Ашане. Причем здесь даже легче, потому что я буду беспокоиться о тебе, меряя шагами свою клетку. — Но ребенок…

— Ребенок — это крошечная искорка жизни, которая не потухнет из-за маленькой прогулки по ветру. Даже наоборот. Мы оба прекрасно будем себя чувствовать.

Мирейн положил легкую руку на ее живот. — Вот почему я и хотел подождать. Теперь я буду встревожен вдвойне.

— И станешь вдвойне опасен для любого, кто попадется тебе на пути, — поспешно подхватила Элиан. — Мы сделаем тебя сильным, малыш и я. Мы поможем тебе победить. Потому что если ты не сделаешь этого, мой дражайший господин, мы победим вместе.

Он неожиданно рассмеялся.

— Что ж, ты уже победила! Теперь ты веришь. И ты снова теплая.

Элиан действительно вся пылала. Она толкнула Мирейна на спину и удержала в этом положении. — Ты любишь меня? — спросила она. — Отчаянно. Безумно. Вечно. Несмотря на его легкомысленное настроение, в его разуме не таилась насмешливость. Она искала ее, проникая в самую глубину через снятые преграды, зная, что Мирейн так же точно смотрит в ее собственную душу. Они еще никогда не заходили так далеко. Это было похоже на обнажение — и даже больше того, потому что ее телу нечего было скрывать. Даже его женское начало. Разве Мирейн не обладал им всецело?

В один и тот же момент они осторожно отстранились. Мирейн коснулся губ Элиан кончиком пальца.

— Жена, — сказал он, — ты удивительно прекрасна и внутри, и снаружи.

— А ты, — сказала она, — ты великолепен. И снаружи, и внутри. В первый раз он не пытался возражать ей.

Свет ламп освещал безмятежную картину: князь Хан-Гилена вытянулся на низком ложе, нежась в полудреме. Его княгиня сидела рядом с лютней, мягко перебирая струны и что-то напевая тихим нежным голосом. Его рука лениво двигалась среди распущенных волн ее волос.