Роберт Сальваторе - Восхождение самозваного принца

Водружая на голову свой великолепный шлем, герцог Калас едва заметно повел головой. Этого было достаточно, чтобы его поняли оба оруженосца: и тот, который стоял возле стойки с оружием для герцога, и другой, находившийся на противоположном конце поля, возле стойки с деревянными копьями, предназначенными для Тай'маквиллока.

До этого момента Калас сражался честно. Исключение составляла лишь групповая схватка, в которой сообразно званию и положению ему были предоставлены некоторые привилегии. И будь сейчас на месте Эйдриана кто-нибудь другой, Калас и последний поединок провел бы по всем правилам, зная, что без труда одержит очередную победу.

Он и сейчас сохранял эту уверенность. Однако, помня слова Брюса Оредальского и дерзкое заявление этого молодого, не известного никому выскочки, герцог Калас сознавал, какими тяжкими последствиями может грозить победа Тай'маквиллока.

Герцог сражался во имя короля и потому не мог рисковать.

Эти слова он сейчас мысленно повторял себе, ибо нуждался в самооправдании, принимая от оруженосца копье, — оно было тяжелее остальных копий в стойке. Его острие было слегка затуплено, но в остальном копье оставалось настоящим боевым оружием, а не деревяшкой, предназначенной для состязаний. Великолепный щит Кал аса был украшен фамильным гербом: сосной, знаком святого Абеля, по обе стороны от которой стояли на задних лапах драконы. Пламя, вырывавшееся из их пастей, поднималось вверх и над деревом сливалось, образуя огненный купол.

Один только величественный вид герцога, олицетворявшего собой рыцарский дух и казавшегося непобедимым, нередко лишал уверенности его противников. Слыша, как толпа одобрительно загудела, герцог Калас горделиво выпятил грудь.

Джилсепони сидела, откинувшись на спинку кресла. Внешне она казалась вполне спокойной, но королева с внутренним трепетом наблюдала за молодым победителем, успевшим показать себя весьма искусным воином. Кроме того, Джилсепони испытывала немалое любопытство. Имя юноши было эльфийским, равно как и меч, которым он приветствовал короля. Все движения этого воина выдавали в нем рейнджера.

Он непременно должен быть рейнджером; это представлялось ей единственным объяснением. Но тогда зачем он оказался здесь и вступил в состязание, не имеющее никакого отношения к тол’алфар? Разве рыцарский турнир соответствует призванию рейнджера? Стал бы Элбрайн участвовать в подобных состязаниях?

Нет. Ее муж как никто понимал свою ответственность перед воспитавшими его эльфами, и одно это заставило бы его держаться подальше от королевских ристалищ.

По мнению Джилсепони, присутствие Тай'маквиллока здесь было просто бессмысленным, если… если только оно не имело какого-то отношения к ней. Этот юноша заявил, что сражается в ее честь; вот и еще один намек, что он связан с эльфами. Но зачем привлекать к себе столько внимания? Какое послание предводительница эльфов желала ей передать? И почему эльфы вдруг изменили своему обыкновению действовать скрытно?

И этот конь. Мысль о нем также не давала королеве покоя. Джилсепони не удалось как следует разглядеть животное, ибо его грудь была закрыта конскими латами. Но сам бег коня! Эти длинные, мощные скачки, когда он, казалось, поджимает задние ноги к самому брюху и потом стремительно выбрасывает их с какой-то взрывной силой. Пони прекрасно помнила этот бег. Но она считала, что в мире существует только один такой конь — Дар. Только он был способен домчать Элбрайна и Пони до края земли и вывезти их из пекла Аиды.

Но если конь Тай'маквиллока — не Дар, он непременно должен быть потомком Дара! Пони прикинула, сколько лет сейчас тому удивительному скакуну. Если Дар встретился Элбрайну почти жеребенком, хотя Джилсепони в этом сомневалась, теперь он достиг конской старости; пожалуй, даже глубокой старости. По ее расчетам, Дару сейчас было не менее тридцати лет, а может, и больше. Так могло ли животное в таком возрасте, пройдя столько дорог и испытаний, двигаться с легкостью и проворством, присущими коню Тай'маквиллока?

Пони достала из кармана и зажала в ладони камень души. За время этих состязаний она неоднократно входила в камень, пытаясь обнаружить магическую связь, которая некогда существовала между нею с Даром.

Но если Тай'маквиллок все-таки состязался на Даре, в могучей груди коня должна была находиться магическая бирюза, помещенная туда Эвелином и позволявшая им с Элбрайном общаться с этим необычайно разумным животным… однако Пони почему-то ее не ощущала.

Противники с копьями в руках заняли свои места у противоположных концов поля. Трубачи уже поднесли к губам фанфары.

Пони взволнованно закусила нижнюю губу.

Эйдриан опустил копье, уверенно пришпорил коня, и Дар рванулся вперед. На другом конце поля герцог Калас пустил вскачь своего тогайранского пони.

Юноша взглянул на мощные ноги лошади своего противника и понял, что у Дара будет не слишком много преимуществ перед этим крупным белогривым животным. Отлично вышколенные и более сильные, нежели остальные лошади, тогайранские пони снискали себе славу лучших в мире скакунов. Рост этих необычайно смышленых животных на четырнадцать с половиной ладоней превышал рост обыкновенных маленьких пони.

Всадники сближались, и рейнджер не спускал глаз со своего противника. Он не собирался заканчивать сражение слишком быстро. Эйдриан чувствовал, что должен дать толпе вдоволь насладиться необыкновенным зрелищем.

Копье юноши врезалось в щит Кал аса и, словно сухая ветвь, переломилось надвое. В свою очередь, удар герцога, нацеленный в щит рейнджера, был впечатляющим. Такого сильного удара Эйдриану еще никто не наносил. Его державшая щит левая рука моментально онемела. При этом копье Каласа осталось неповрежденным!

Всадники развернули лошадей и вновь устремились навстречу друг другу. Сломанное копье Эйдриана по длине почти вполовину уступало копью герцога, поэтому надежды на него было мало. Рейнджер рассчитывал использовать его, чтобы отклонить копье Каласа, но его опытному противнику удалось нанести сильнейший удар. Послышался характерный хруст — герцог вывихнул сопернику левое плечо.

Эйдриану показалось, что окружающий мир вращается вокруг него с бешеной скоростью. Превозмогая страшную боль, он склонился к шее коня, всеми силами стараясь удержаться в седле и не потерять сознание.

На какие-то секунды его магическая связь с Даром прервалась, и в этот миг конь ощутил призыв Джилсепони. Благородный скакун взметнулся на дыбы, и под рев толпы Эйдриан полетел на землю.

Ему пришлось переждать несколько мгновений, пока мир вновь обрел привычные очертания. Затем, опираясь на правую руку, рейнджер поднялся на ноги и, сжав зубы, сорвал с левой руки разбитый щит, а затем выхватил меч, показывая тем самым застывшему против него Каласу, что их поединок продолжается. Толпа вновь зашлась в восторженных криках.