Роберт Сальваторе - Восхождение самозваного принца

Но в чем же оно заключается?» — продолжал размышлять мальчик. Все эти годы он считал, что готовится стать рейнджером. Рейнджером? Возможно, но это будет лишь ступенькой к чему-то другому, более серьезному. Он не проведет свою жизнь как обыкновенный рейнджер. Для его сил и способностей этого слишком мало! Неожиданно он с удивительной ясностью это понял. Пусть эльфы уже уготовили ему будущее — ему теперь глубоко наплевать на их замыслы. Эйдриан узнал правду: он родился, чтобы повелевать, а не подчиняться:

— Мое предназначение — повелевать другими, — негромко произнес мальчик.

Возможность серьезного столкновения с госпожой Дасслеронд и ухода в большой мир теперь казалась ему менее пугающей. Она будоражила и манила его куда сильнее, чем прежде.

— Он стал проводить там чересчур много времени, — озабоченно сказала госпожа Дасслеронд, обращаясь к То'эль Даллии.

Обе эльфиянки стояли на лужайке, глядя в сторону вяза, под которым опять скрылся Эйдриан.

— Вы хотели, чтобы он научился искусству общения с Оракулом, — напомнила ей То'эль. — Это его связь с прошлым, с великими и благородными традициями предков. Я уверена, что Мазер и Элбрайн беседуют с ним.

— Мне казалось, что Оракул умерит пыл юного Эйдриана, — призналась госпожа Дасслеронд. — Я считала, что Полуночник утихомирит сына и научит его большему смирению.

— Пока что Эйдриан стал более самоуверен и заносчив, — вздохнула То'эль.

Госпожа Дасслеронд недовольно взглянула на собеседницу, однако возражать не стала. Действительно, мальчишка день ото дня становился все самоувереннее и быстро утрачивал необходимое для учебы смирение, и ранее не слишком-то ему свойственное.

— Дух Полуночника непременно сломит его упрямство, — заявила предводительница эльфов, поскольку ей самой очень хотелось услышать эти слова.

Но в душе госпожа Дасслеронд была не столь в этом уверена. Чем дольше Эйдриан просиживал в пещере, тем более угрюмым и сердитым выходил оттуда. Что же до благотворного влияния на его душу бесед с отцом… пока Дасслеронд ничего подобного не замечала. Эйдриан по-прежнему оставался своевольным, упрямым и надменным юнцом. За последние недели все отрицательные и весьма опасные черты его характера стали еще очевиднее.

«Он — незрелый подросток, лишенный общества себе подобных. Он остался без своего лучшего и, по сути, единственного друга». Госпожа Дасслеронд добросовестно напоминала себе обо всех этих обстоятельствах, но они не добавляли ей симпатии к Эйдриану. Каждым своим словом мальчишка испытывал ее терпение, и хотя она по-прежнему верила, что он сможет избавить Эндур'Блоу Иннинес от страшного наследия демона-дракона, ей все равно хотелось вышвырнуть его из родной долины эльфов.

Или даже…

Только шрам, оставленный когтями Бестесбулзибара, постоянно напоминал госпоже Дасслеронд, ради чего она извлекла младенца из чрева бездыханной Джилсепони, сохранив ему жизнь. Только это заставляло ее терпеть Эйдриана. Но терпение ее находилось почти на пределе.

— Мы должны верить в этого мальчика и в его кровь, — сказала То'эль Даллия.

Громкий крик разом оборвал их разговор. Дасслеронд и То'эль обернулись и увидели, что к ним спешат двое эльфов.

— Самоцветы! — кричал один из них. — Они исчезли, все до единого!

То'эль вскрикнула, но госпожу Дасслеронд это известие не особо удивило, и она лишь нахмурилась.

— Исчезли? — переспросила она подбежавших эльфов.

— Да, госпожа, — ответил Тойен Мильвэ, которого Эйдриан утром победил в поединке. — Мешочек с самоцветами пропал. Я подумал: может, вы его взяли…

— Нет, это не я, — ответила госпожа Дасслеронд, прищурив золотистые глаза.

Она была предводительницей эльфов и хозяйкой Кер'алфара. Ее магический изумруд был настолько крепко связан с этой землей, что она непременно узнала бы о любом вторжении чужаков. Дасслеронд знала также, что никто из ее подданных ни за что не взял бы самоцветы, не испросив предварительно ее разрешения. Ответ напрашивался сам собой.

— Эйдриан? — упавшим голосом произнесла То'эль.

Взгляд Дасслеронд стал жестким. Она пыталась ответить себе на другой вопрос: не зашел ли на этот раз их будущий рейнджер и спаситель долины слишком уж далеко?

— Ты не мой отец, — услышал Эйдриан свой голос.

Поток мыслей продолжал захлестывать его сознание.

Мальчик так и не разобрался до конца, каким образом происходит общение с Оракулом. Мысли звали его покинуть пределы долины эльфов, уйти в большой мир и словно игнорировали последствия, которые вызовет подобный шаг со стороны разгневанной госпожи Дасслеронд.

— Полуночник ни за что не стал бы убеждать меня расстаться с тол'алфар, — возражал зеркалу Эйдриан. — Разве совсем недавно ты не говорил мне совсем обратное? Может, ты склонен менять свои мнения? Кто ты, призрак? Или вас тут двое?

Тень в зеркале передвинулась, и картины, открывшиеся за ее спиной, заставили Эйдриана восхищенно вздохнуть. Он увидел здания, которые не шли ни в какое сравнение с хижинами Кер'алфара. То были настоящие дома, построенные людьми. Мальчика особенно потрясло одно здание с высокими остроконечными башнями и громадными разноцветными окнами.

Разноцветными! Это потрясло его, ибо до сих пор он видел лишь туманные, расплывчатые серые картины. Эйдриан подался вперед и прищурил глаза. Ему в голову пришла мысль осветить пещеру. Мальчик полез в карман и вытащил несколько самоцветов. В сумраке он едва различал их очертания и не мог найти нужный ему камень.

Эйдриан чуть не взвыл от досады, но тут его пронзила другая мысль: надо не увидеть, а почувствовать камни и присущие им свойства.

На лице мальчишки заиграла торжествующая улыбка, которая погасла, когда он снова посмотрел в зеркало. Он знал достаточно о жизни Полуночника. Его отец никогда не был особо искусен в магии самоцветов. Тот же, кто внушил ему эту мысль и подробно рассказал, как надо действовать, обладал незаурядным знанием камней и их магических свойств.

— Кто ты, призрак? — снова спросил он в тревоге.

Ответа не последовало, и Эйдриан больше не стал его допытываться. Он оторвал взгляд от зеркала, перевел его на камни, потом закрыл глаза и попытался почувствовать каждый из них. Он говорил с ними и терпеливо выслушивал их ответы.

Вскоре у него в руках осталось только два самоцвета. Мальчик обратился к одному из них и, окружая себя защитой от огня, ощутил кожей прохладное покалывание. Затем он взял второй камень, безошибочно зная, что это рубин, и извлек маленький язычок пламени, которым зажег свечу.

Призрачная фигура тотчас же исчезла. Только пламя магической свечи эльфов и собственное ошеломленное лицо — других отражений в пустом зеркале не было.