Роберт Сальваторе - Тогайский дракон

Глядя на него, юноша невольно рассмеялся: каждый день Астамир неизменно осведомлялся у него об этом.

— Ты терпеливый человек, — заметил он.

— Я не хочу тебя торопить. Ты должен осознать истину тогда, когда будешь готов принять ее, — сказал мистик, — Уверен, скоро настанет день, когда ты ответишь на мой вопрос, потому что поймешь — я поддерживаю правое дело.

— Правое дело, значит? — сердито фыркнул пастырь. — Это разрушение городов ты называешь правым делом? Неужели ты и впрямь веришь, что кровь тысяч несчастных, впитавшаяся в песок пустыни, пролита ради правого дела?

— Это прискорбно, но неизбежно. — Астамир достал из сумки лепешку и протянул ее пленнику. — А скажи на милость, каким еще образом народ Тогая может вырваться на свободу из железных оков твоего бывшего господина? Или, может, ты считаешь, что поработить целый народ — это и есть правое дело?

— Эаким Дуан — Глас Бога, — в тысячный раз повторил Мерван Ма, отталкивая предложенную ему пищу. — Его решения имеют божественное происхождение, они внушены свыше. Он захватил Тогай, чтобы вывести народ этой страны к лучшей жизни, хотя сам процесс и протекает, конечно, довольно болезненно…

— Он захватил Тогай, чтобы жадные жрецы-ятолы могли еще туже набивать кошельки, — прервал молодого человека мистик. — И чтобы добиться большей власти, хотя теперь, когда Бринн подняла весь народ Тогая на борьбу, он, возможно, сожалеет об этом решении!

— Ты ничего не знаешь…

— Я знаю то, что вижу. А что я могу видеть в твоем Гласе Бога? Только наглые замашки захватчика и безмерную жажду власти.

— Потому что ты не понимаешь — он говорит с самим Богом!

Астамир в который уже раз вытащил нож и протянул его Мервану Ма рукояткой вперед.

— Ты знаешь, что ятол отдал приказ убить тебя, — сухо произнес он.

— Это мне неизвестно, — с вызовом ответил Мерван Ма. — Я знаю лишь, что негодяй Шаунтиль пытался меня убить, и благодарен тебе за то, что ты спас мне жизнь. А то, что этот поступок как-то связан с моим господином, всего лишь твои беспочвенные предположения.

— Мои предположения не противоречат твоим собственным воспоминаниям, — заметил мистик. — Поскольку ты говоришь меньше, чем знаешь. И я позволю себе предположить еще кое-что: тебе стало известно о Чезру нечто такое, что, по-видимому, представляет для него чрезвычайную опасность. Ты можешь отрицать это в разговоре со мной, но не с самим собой. Рассмотри то, что сделал чежу-лей, в свете этого, и тогда поймешь, что я прав.

— Я не предам свою веру, как бы ты ни старался!

Астамир улыбнулся и встал.

— Мы выходим этой ночью. Ты должен как следует подкрепиться.

— К следующему городу, где вы снова перебьете всех его жителей? — с горькой иронией полюбопытствовал пастырь.

— К Огненным горам, чтобы отдохнуть и залечить раны в тихом месте, куда не доносятся зимние бураны.

При этом заявлении на лице Мервана Ма возникло выражение ужаса.

— Там обитают Джеста Ту!

— Да, неподалеку, хотя не многие увидят Обитель Облаков. Если вообще такие найдутся.

— Но я-то, надо полагать, обречен оказаться там! — воскликнул юноша, и мистик взглянул на него с недоумением. — Там ты сможешь применить ко мне ваши древние пытки и вытянешь все признания, какие пожелаешь.

— Древние пытки?

— Я все знаю о вашем ордене! Вы можете содрать кожу с человека, не убивая его, так что все тело пытаемого горит ужасным огнем! Я знаю о ваших ритуалах, о том, как вы пьете кровь невинных младенцев и врагов. Думаете, если вы спрятались в горах далеко на юге, мир забыл о зверствах Джеста Ту? Это не так, уверяю тебя!

Искренний смех Астамира слегка умерил пыл молодого пастыря.

— Все эти страшные истории рассказывают воины чежу-лей и жрецы-ятолы, которые опасаются, что их подданным станет известна правда о Джеста Ту и нас перестанут ненавидеть, — сказал мистик. — А им нужно, чтобы нас ненавидели, неужели ты этого не понимаешь? Потому что гораздо труднее держать народ в повиновении при отсутствии врага и исходящей от кого-то угрозы.

Доводы мистика, однако, не особенно убедили юношу.

— Ты станешь гостем Обители Облаков, Мерван Ма, — сказал Астамир. — Но только потому, что я хочу, чтобы ты собственными глазами увидел, что представляют из себя Джеста Ту.

— Почему это для тебя так важно?

— Потому что, по моим представлениям, ты достаточно неглуп, чтобы понять истину — и о моем ордене, и о многом другом. — Мистик наклонился и похлопал молодого человека по плечу. — Оставляю тебя наедине с мыслями и воспоминаниями, друг мой, — С этими словами он ушел.

Чувствуя себя предельно несчастным, Мерван Ма спрятал лицо в ладонях, страстно желая ни о чем не вспоминать и не думать о будущем. Однако последние слова Астамира — «друг мой» — еще долго-долго звучали в сознании бедняги пастыря.

Когда-то он считал другом Эакима Дуана.

— Ты скакал сюда во всю мочь, загнал в песках трех лошадей только ради того, чтобы сообщить, что ятол Бардох не явится в Хасинту, как ему было приказано? — спросил Эаким Дуан измученного, дрожащего всем телом человека.

— Ятол Гайсан Бардох велел как можно быстрее доставить его ответ, Глас Бога, — пробормотал вестник.

— Его ответ? — недоверчиво переспросил Чезру. — Что навело тебя или его на мысль, что он имеет возможность выбора? Он должен делать то, что я приказал, неужели кто-то сомневается в этом?

— Конечно нет, Глас Бога!

Какое-то время Эаким Дуан с суровым видом наблюдал за тем, как несчастный съеживается под его испепеляющим взглядом.

— Загони пять лошадей, если понадобится, но найди ятола и скажи ему: я буду пристально следить за каждым его шагом.

— Повинуюсь, Глас Бога, — едва смог выговорить донельзя испуганный вестник, кланяясь и пятясь к дверям.

Чезру рухнул в кресло. Он был крайне расстроен. Поскольку Тогайский Дракон как сквозь землю провалилась, он приказал ятолу Бардоху с его пятнадцатью тысячами воинов вернуться в Хасинту. И что же? Посланец Бардоха сообщает, что ятол свернул к подвластному ему городу Авру Изе якобы ради того, чтобы охранять дальние провинции Бехрена, более уязвимые для нападения.

Однако Эаким Дуан прожил на свете не одно столетие и понимал, что стоит за этим тактическим маневром: ятол Бардох использует кризисное время для усиления собственных позиций. После смерти ятола Гриаша он стал вторым по могуществу человеком в Бехрене, а сейчас Бардох к тому же получил в распоряжение пятнадцать тысяч солдат!

И Чезру, и ятол Бардох знали, что в провинциях недовольны стягиванием сил к Хасинте, что их правители испуганы и считают себя брошенными на произвол судьбы. Вот Гайсан Бардох и решил выступить в роли спасителя, и если Дуан открыто воспротивится этому, он рискует потерять доверие и преданность жителей в отдаленных областях Бехрена. Да, они исповедуют религию ятолов, но опыт показал, что соображения простого выживания нередко оказываются выше любых религиозных догматов.