Светлана Крушина - Хроники империи, или История одного императора

Хроники Империи. Год 1262-й

Настроение императора было подстать утреннему заоконному пейзажу. Небо было как серое сукно; дождь, начавшийся еще ночью, не затихал ни на минуту. Занавесы в личном кабинете императора были раздвинуты, окна — распахнуты, и дождь заливал пол из дорогого заморского дерева и край старинного медейского ковра. Император сидел в своем кресле, положив локти на стол и наклонив голову так низко, что почти касался лбом разбросанных по столу бумаг. Пальцы его были сцеплены в замок на затылке.

Увидев эту странную позу и сразу все поняв, Альберт хотел было уйти, пока его не заметили, но потом передумал и все-таки вошел. Уже не в первый раз он видел, как император сидит вот так, бездеятельно и неподвижно, согнувшись и почти скорчившись, что было для него совершенно неестественно, и всегда причина была одна.

Он подошел вплотную к столу, но император даже не пошевелился. Тогда Альберт кашлянул и зашуршал бумагами, которые держал в руках. Император поднял голову и посмотрел на него. Лицо его было багровым от притока крови, глаза казались покрасневшими и больными.

— Что у тебя? — спросил он глухо.

— Опять голова, Эмиль?

— Что у тебя? — повторил император уже с заметными нотками нетерпения в голосе.

Он медленно выпрямился и откинулся на спинку кресла.

— Доклад капитана императорской гвардии, — сказал Альберт.

— О чем доклад? — без малейшей тени интереса спросил император.

— Об аресте Слоока.

Молча император протянул руку, и Альберт вложил в нее доклад. Стопка листов, скрученная в свиток и запечатанная личной печатью капитана, выглядела хоть и тощей, но зато каждый лист был убористо исписан сверху донизу мельчайшим неразборчивым почерком. Подобное чтение стало бы пыткой для измученного головными болями императора, и Альберт ничуть не удивился, когда тот, не глядя, отложил доклад в сторону, и снова перевел тяжелый взгляд на него.

— Ты сам читал?

— Нет, но…

— Суть тебе известна?

— Да.

— Тогда рассказывай. И сядь ты, ради Гесинды, не маячь.

Альберт сел, но заговорил не сразу, не зная, с чего начать. Принесенные им новости едва ли можно было назвать утешительными. Император не торопил его; сидел молча и неподвижно, прислонившись затылком к высокой спинке кресла, как будто прохлада черного лакированного дерева могла умерить боль.

— Может, закрыть окно? — предложил Альберт, уже жалевший, что первый порыв — уйти — не возобладал над вторым. — На пол же течет.

— Оставь. Здесь дышать нечем.

На взгляд Альберта, в кабинете было даже слишком свежо, но он хорошо понимал, что нет никакого смысла спорить. У императора сейчас свое собственное, отличное от других, восприятие внешних раздражителей, пространства и даже времени.

— Так что ты там говорил про Слоока, Альберт? Ты ведь имел ввиду князя Рувато Слоока? Кажется, никаких других Слооков у нас нет. Тем более, таких, которых следовало бы взять под стражу.

— Верно, о нем я и говорил. Видишь ли, Эмиль… твой приказ, кажется, немного припозднился. Или Слоока кто-то предупредил заранее.

— В каком смысле?

— В таком, что его эдесский дом оказался пуст. Князь распустил всех слуг еще несколько дней назад и сам уехал накануне вечером.

— Уехал? Куда?

— Никто не знает. И неудивительно — я думаю, он скрывается.

— Так. Обыск делали?

— Разумеется.

— И ничего не нашли, — фраза прозвучала скорее как утверждение, чем как вопрос.

Альберт кивнул.

— Слоок позаботился и об этом. Все ящики всех столов и всех секретеров девственно пусты, зато в одном из каминов было полно золы, еще не до конца остывшей. Ее просеяли всю, но отыскали только несколько крошечных обгоревших клочков, на которых ничего нельзя разобрать.

— Хорошо потрудился… — пробормотал император и приложил ладонь ко лбу. Лицо его, еще недавно багровое, стало белым как сметана. — У тебя есть какие-нибудь соображения насчет того, куда он мог отправиться?

— Не знаю… помимо дома в Эдесе у него есть еще несколько. Я послал туда людей, но не думаю, что он рискнет там появиться. Слишком очевидные места. К тому же, на все его земли и недвижимое имущество уже наложен арест.

— Он мог поехать к родственникам?

Альберт подумал.

— Едва ли. Родственников у него не густо. Родители его умерли; есть младший брат, который, по моим сведениям, уже третий год живет в Бергонте: он женился на дочке одного местного землевладельца. Владения князей Слоок — майоратные, так что младший подыскал себе женушку с хорошим наследством, хоть и чужеземку. Братья почти не общаются. Еще есть дядя со стороны матери, безземельный дворянчик, — Альберт снова подумал и добавил значительно: — Некий Клингманн.

Впервые за весь разговор искра интереса промелькнула в желтых глазах императора.

— Клингманн? А Хельмут Клингманн, он…

— Да. Это его сын и двоюродный брат Слоока.

— Так-так, — сказал император и выпрямился. — Он еще жив?

— Честно говоря, не знаю. Я ничего о нем не слышал с тех самых пор. Ты ведь сам отправил его на границу, причем предварительно лишив офицерского звания?

— Да; и он еще легко отделался. Впрочем, в данном случае он едва ли может быть нам полезен. Если он и жив, к нему Слоок не поедет. А вот к его отцу…

— Я послал людей и туда, но… Думаешь, он станет подставлять родственника?

— Он и не родственников подставляет, не задумываясь, — мрачно сказал император. — Скользкий тип! Но, если допустить, что к дяде он не поедет, кто остается? Друзья? Соратники?

— О них ничего не известно. Он весьма скрытен в своих связях. Знаешь, есть такой тип людей — со всеми на дружеской ноге, но ни с кем не сходится близко.

— Ладно… Я сам поговорю с Ахенаром. Там, где потерпела неудачу гвардия, возможно, преуспеют братья Фекса… — император прикрыл глаза и замолчал, потом вдруг спросил: — А что насчет моей сестры?

— Твоей сестры, Эмиль? — слегка растерялся Альберт.

— Да, да, моей сестры, — нетерпеливо повторил император, не открывая глаз. — Ты разве не знаешь, что она состоит в той же шайке, что и Слоок?

— У нас нет доказательств, — ответил Альберт.

— К Безымянному доказательства! Кому они нужны? Это и так ясно. Пошли людей и к ней.

— Но без соответствующего приказа твоя сестра гвардейцев и на порог не пустит.

— Будет ей приказ.

Император открыл глаза, протянул руку и не глядя взял перо, которое будто само прыгнуло ему в пальцы. Придвинув к себе чистый лист бумаги и чернильницу, император задумался на несколько секунд и принялся писать. С восхищением, не померкшим за более чем двадцать пять лет службы при императоре, Альбер смотрел на него. Трудно было не восхищаться способностью императора собираться и брать себя в руки при любых обстоятельствах. Это был уже не человек, а воплощение самой империи.