Светлана Зорина - Глаза тьмы

Фигура Танамнита превратилась в тень, которая тут же растаяла в воздухе.

Прилетел Алберон. Он принёс Диннару каких-то плодов, утоляющих одновременно голод и жажду.

У Диннара ещё никогда на было такай огромной мастерской. Лаборатория богов… Он чувствовал себя юнцом, которому взрослые впервые поручили настоящее дело.

Диннар сделал себе из камня инструменты, но, начав работу, понял, что они вряд ли ему понадобятся. Материя была ему послушна. Повинуясь его воле, она становилась то твёрже, то мягче. Выбрать нужный цвет тоже не составляло труда. Берег этого чудесного озера пестрел всеми цветами, какие только можно вообразить. Форма, цвет — всё это не проблема. А вот сделать видимой её душу… Её душу. Это всё равно что удержать руками луч света, собрать в пучок водяные струи… Или изваять статую из пламени… Ваятель, украсивший могилу Сагарана, сделал диуриновый огонь, но разве можно изобразить тот огонь, в котором сгорел Сагаран? Или то светлое пламя, которое всегда пылало в ней, оставаясь невидимым для большинства… Её красота — отблеск этого огня. Слишком сильное племя для такой хрупкой оболочки. Оно вырвалось наружу и спалило её. И спасло целый мир.

Диннар вспомнил, как она стояла, прижав руку к груди, и пальцы её отсвечивали, потому что улларин, который она носила на шее, разгорался всё сильней и сильней. Казалось, она прячет на груди белую звезду, которая вот-вот вспыхнет ярче всех звёзд Энны… Катастрофа! Она почувствовала это. Он хотел ей помочь, но она отстранилась. "Я не нуждаюсь в твоей помощи, ваятель!" Она не дала ему свой улларин, не позволила прикоснуться к этому белому огню. "Над этим камнем у тебя нет власти, Аль-Марран"… "Я не нуждаюсь в твоей помощи, ваятель!"

Алберон приносил откуда-то чудеснейшие плоды и с трудом уговаривал его поесть. Диннар забыл об отдыхе. Он засыпал лишь тогда, когда совершенно выбивался из сил. Сколько он уже сделал фигур. И сколько уничтожил. Над озером то и дело сгущался белый туман. В нём мерцали золотистые звёзды… Иногда Диннару казалось, что он видит какие-то лица. Вернее, лики. За ним следили? Ему было всё равно. Засыпая, он видел её. Она говорила с ним, спорила, смеялась… Или молчала и опускала ресницы, пряча от него свои серебряные глаза, мерцающие, словно чудесные зеркала, которые хранят множество тайн. "Я не нуждаюсь в твоей помощи, ваятель!" Она отстранялась, уходила. Всё дальше и дальше. Он пытался удержать её, но она ускользала, словно луч света… Или лунный призрак. Однажды он взял её за плечи и хотел обнять, но она вдруг начала таять, как ледяная статуя, а потом превратилась в белую диуриновую звезду, сияющую посреди храма.

— Изваяй её, Диннар, — сказала мать. — Ты должен сделать её снова, иначе она не вернётся.

Диуриновая звезда начала гаснуть. Она уже не сияла, освещая весь храм, а загадочно светилась в полумраке, напоминая камень улларин, скрывающий внутри белый огонь…

"Над этим камнем у тебя нет власти, Аль-Марран".

— Посмотрим…

"Я не нуждаюсь в твоей помощи, ваятель!"

Амнита стояла перед ним, прижимая к груди ладонь, под которой, пульсируя, постепенно разгоралась белая звезда. И Диннар вдруг отчётливо увидел… вернее, вспомнил, какое у неё тогда было лицо. Она отстранялась и при этом тянулась к нему всей душой. Её уста отвергали его, а загадочные серебристые глаза, смотревшие из-под длинных ресниц куда-то мимо, молили о помощи. Быть может, против её воли. Неверное, тогда она и сама не могла до конца осознать, почему она его ненавидела, эта странная женщина, невинная, как дитя, и могущественная, как богиня…

Воспоминания нахлынули на Диннара, и он вдруг явственно ощутил её страх — перед собственной силой, которая горела в ней, словно звёздный огонь, перед судьбой, ещё неведомой, но неотвратимой, как судьба звезды, которой суждено в своё время вспыхнуть, а потом умереть… Амнита всегда противилась этому страху, не хотела быть слабой. Она знала, что любовь привязывает к жизни, делая смерть настоящей трагедией.

"Я не нуждаюсь в твоей помощи, ваятель!"

Нет, Амнита, любовь — единственное спасение. И не только от самих себя. Ты поняла это и стала ещё сильнее. Только любовь даёт нам силу противостоять владыкам судьбы… А может, они нарочно испытывают нас? Чтобы мы не боялись прикоснуться к этому огню. Кто не боится сгореть, действительно достоин бессмертия.

Когда Днннар проснулся, высоко над озером плавали лёгкие серебристые облака. Всё вокруг дышало покоем. И сам он был спокоен. Вернее, настолько сосредоточен, что не мог позволить себе тратить энергию на волнения и страхи. Это было то состояние, которое он очень любил, — когда после долгих мучений и бессонных ночей всё вдруг разом вставало на свои места. Диннар посмотрел на усеянный обломками берег и отправился искать новый материал.

Он не знал, сколько времени ушло на работу. Закончив её, Диннар сел и стал ждать, глядя на своё творение. Алберон куда-то улетел. Вокруг никого не было. Диннар даже не чувствовал присутствия тех, кто иногда незримо наблюдал за ним.

"Ну вот, теперь про меня все забыли", — подумал он, растянувшись на тёплой земле. Серебристый туман клубился, превращаясь в белые облака, между которыми нежно синело небо. Пролетела птица… Белая, с голубоватым хохолком… Он уже видел такую, но где? В Сантаре такие не водятся… Диннар улыбнулся, вспомнив водяное святилище на берегу Наугинзы. Там на крыше такая же птица, сделанная из хальциона. Священная птица раль. Та, что летает низко над водой и не боится людей, но поймать её невозможно. В Валлондоле было поверье, что в этих птиц вселяются души умерших, которые стараются держаться поближе к своим живым родичам. Так написано в книге, найденной Гинтой и Эрлином в его горном замке. Валлонские мастера часто изображали этих птиц в водяных святилищах и храмах, как символы душ, витающих над водой…

В лицо повеяло прохладой. Диннар почувствовал аромат свежей зелени и цветов. Он вскочил и огляделся. Всё вокруг изменилось. Ни статуй, ни каменных обломков, ни мутной разноцветной лужи. На берегу ласково шелестела трава, а в гладком зеркале озера отражалось ясное небо. Там в окружении золотистых облаков плыл маленький зелёный остров, поросший белыми цветами, среди которых что-то сверкало… Как самое чистое и благородное, самое светлое в мире серебро! Ни у кого, кроме неё, не было таких дивных волос. Ни у кого, кроме неё, не было такого прекрасного тела…

Она спала, как ребёнок. Диннару не хотелось думать, что это неудачная заготовка. Когда плавучий островок прибило к берегу, он осторожно взял её на руки. Она дышала. Она была жива. Диннар уткнулся лицом в мягкие серебристые волосы. Они даже пахли по-прежнему. Чудо, на которое способны лишь боги… Диннар положил её на траву и опустился рядом на колени. Яркая весенняя картина расплывалась у него перед глазами. Кажется, он ещё никогда не плакал…