Светлана Зорина - Глаза тьмы

Кто-то прошёл по коридору. Гинта вздрогнула и оглянулась на полуоткрытую дверь купальни.

— Стражники, — спокойно сказала Амнита. — Они тут везде ходят.

— Мне доводилось встречаться с великанами, — поёжилась Гинта. — Теперь мне даже их вид неприятен.

— Эти совершенно безобидны. Они тупые и делают только то, что им

скажут. Не обращай внимания. Это всё равно что ходячие статуи.

— Ходячие статуи — это едва ли не самое страшное из всего, что

я видела в своей жизни.

— Да, я слышала об этих живых изваяниях из пустыни, которых ты взрывала при помощи молнии.

— Здесь почти никто этому но верит.

— Ну и что? И здесь, и везде люди верят тому, чему им хочется верить.

— Не всегда. Есть вещи, в которые не хотелось бы верить, однако приходится. И верить, и думать о том, как предотвратить беду.

— Опять она про какую-то беду… Просто беда с тобой. Нельзя же с таких лет жить исключительно мировыми проблемами.

— А тебе никогда не приходило в голову, что наш мир может погибнуть?

— Каждое мгновение во вселенной возникает и гибнет множество миров. Почему ты считаешь, что наш — исключение?

— Наш мир ещё молод.

— Молодость — ненадежная защита от смерти. Но ведь ты же веришь в бессмертие души.

— Как ни странно, людей никогда не утешала эта вера, — тихо сказала Гинта.

Некоторое время обе молчали, глядя на усеянную разноцветными бликами воду.

— Вспоминаешь Сагарана? — спросила Амнита. — У меня никогда не было сильных привязанностей. Наверное, я просто не умею любить.

— Ты просто себя в этом убедила. Ты не хочешь любить. По-моему, ты этого боишься.

— Боюсь? — засмеялась валлонка. — Забавно.

— Вовсе нет. Тот, кого любишь, имеет над тобой власть. Ты хочешь быть свободной, а это невозможно.

— Я знаю. Наверное, полную свободу даёт только смерть.

— Смерть — это преддверие следующей жизни.

— Остаётся надеяться, что она будет не хуже этой, — подавив зевок, промолвила красавица.

— Амнита, а ты бы согласилась спасти Эрсу ценой своей жизни?

— Думаю, да, — без выражение сказала валлонка. — Или не будет только меня, или ни меня, ни Эрсы. Пусть уж хоть она останется.

— А если бы тебя что-то привязывало к этой жизни?

— Любовь, например, — с иронией подсказала Амнита. — А какой смысл

беречь свою жизнь, если всё равно негде будет заниматься любовью?

— А если бы у тебя появилась возможность уйти в другой мир, поселиться на другой ангаме…

— "А если бы, а если…" — шутливо передразнила Амнита. — Такое впечатление, что ты хочешь возложить на меня какую-то высокую миссию.

Я на это не гожусь.

— Да я просто так спрашиваю. А вообще…. Мы не всегда знаем, на что годимся.

— Я гораздо хуже, чем ты думаешь, — усмехнулась Амнита.

Она сидела, опершись на бортик фонтана и поджав одну ногу, светлая я сияющая, окутанная серебряным потоком волос. Она была так совершенна. Так грациозна даже в самой небрежной позе… В ней была безмятежность богини, уверенной в своей неотразимости и давно равнодушной к восторгу окружающих. Только серые глаза казались сумрачными в тени длинных ресниц, да чуть опущенные уголки губ говорили о какой-то глубокой тайной печали.

"Лучше бы ты действительно была такой, какой хочешь казаться", — подумала Гинта.

— До чего мне надоели эти однообразные узоры, — сказала она, глядя на мозаичное дно фонтана.

— А меня утомляет ваша пестрота. Мне кажется, у сантарийских художников слишком буйное воображение.

— Ты считаешь, что раньше, до обвала, Южный павильон был лучше?

— Не знаю… Просто сейчас там как-то непривычно. Странные звери,

чудовища, зверолюди… Всё это слишком отличается от остальных интерьеров дворца.

— Да, слишком мрачно для обители светлого бога, — согласилась Гинта. — А с другой стороны… Такое впечатление, что Диннар как бы вытащил наружу то тёмное, что есть в душах здешних обитателей.

— А может, в его собственной душе?

— Может.

— А вы с ним хорошо сработались, когда оформляли этот павильон.

— Я всего лишь вырастила цветы.

— Какие жуткие цветы, — поморщилась Амнита. — Кажется, они красны

оттого, что насосались крови.

— Иргины действительно хищники, но те, что растут здесь, совершенно безопасны.

— Ну да, ты же у нас известная укротительница разного рода хищников, — не без ехидства заметила валлонка. — Даже этого демона укротила.

— Да вроде бы, он ещё ни на кого здесь не набросился, — в тон ей ответила Гинта. — А если и хочет наброситься, то уж никак не на меня. Кстати, мы с ним начали оформлять северную часть парка. Там, где хаговая роща и гора. Я уже вырастила на ней хагану, а Диннар делает статуи харгала и юного бога. Они будут как бы спускаться с горы…

— Какого бога? — с улыбкой поинтересовалась Амнита.

— Ну как это — какого? Здесь может быть только один бог.

— По-моему, главный абеллург раздражён тем, что в последнее время в Эриндорне появилось слишком много богов. И к тому же сантарийского происхождения.

— Одна мудрая женщина сказала, что разница между людьми и богами

не так уж и велика… Амнита, а что ты думаешь об Эрлине?

— Очень милый мальчик, — пожала плечами валлонка. — Несколько избалован, но в этом нет ничего удивительного. Ему же во всём потакают. Другой на его месте мог бы быть гораздо хуже.

— Кстати, о других… Ты ведь знала ещё двух. Какими были предыдущие боги?

— Я с ними почти не общалась. Даже с тем, который считался моим

супругом.

— А главный абеллург… Он ведь ещё и великий учёный? А чем он занимается?

— Да, похоже, всем. Он ценит знания, но терпеть не может любознательных. Это странный человек. И страшный.

— Это я сразу поняла. Он страшен даже для самого себя, но у меня он вызывает скорее жалость, чем ненависть.

— Даже после всех этих попыток убить тебя?

— После них — особенно. Он неплохо всё придумал там, в городе, но я, если чую опасность, сразу делаю наружный анхакар. А Эрлин… Он давно увлекается техникой?

— Он всегда ею увлекался.

— А почему он выбрал в наставники именно тебя?

— Ну, наверное, потому что я ему понравилась.

Гинте показалось, что Амнита её поддразнивает. Впрочем, поделом…

— Я не просто дочь Ильманда. Я была его ассистенткой. А он был известным изобретателем. Эрлина тоже интересуют дайверы.

— Да, я знаю. Он часто о них говорит, но я в этом ничего не понимаю.

— Мы с отцом вели секретную работу. А он считал, что эти изобретения ни к чему держать в секрете. Отец погиб вскоре после того, как заявил об этом на коллегии абеллургов. Сомневаюсь, что это был несчастный случай. Но он же не умел делать этот… как его? Анхакар. Наши чертежи, проекты — всё пропало. Лабораторию у меня отняли. Я считалась абельханной, хотя, по сути, никогда ею не была. Народ знал меня. Они не решились меня убрать… А может, не сочли такой уж опасной. Канамбер как-то сострил: существует большая разница между учёными девицами и настоящими учёными. Как абельханну меня ждала беззаботная, полная развлечений жизнь во дворце бога, а меня тошнило от этого дворца и от его обитателей. И я не могла без работы. Потому и согласилась, когда мне предложили вести математику и черчение в школе для детей абеллургов. В свободное время я восстанавливала отцовские проекты, а сколько своих замыслов родилось… Увы, пока всё это только на бумаге. Четыре года назад, проезжая по Эриндорну, наш распрекрасный бог увидел, как я с учениками запускала маленький дайвер. На следующий день меня вызвали во дворец. Я ждала неприятностей, ведь мне запретили заниматься летательными аппаратами. Но всё оказалось не так, как я думала. Главный абеллург сказал, что Пресветлый жалает иметь такую учительницу, как я. Ему очень хочется запускать железных птиц. Я согласилась. Развлекая это божественнее дитя, я могла потихоньку заниматься тем, что мне нравится. Ты же знаешь, живущим здесь многое позволено. Главное — чтобы об этом не узнали за пределами дворца и уж тем белее за пределами Эриндорна. Таких, как я, предпочитают держать во дворце. Для меня это и плен, и в некотором роде свобода. Но сейчас Айнагур жалеет, что позволил мне забавлять бога. Он понял, что это уже не игра. У Эрлина потрясающие способности.