Влада Воронова - Ратоборцы

Вампир усмехнулся:

— Идея неплохая. Только потом заявится очередной умник с готовым лекарством, и всё — стройся в колонну по трое, и шагом марш. Славян, ты не первый… До тебя таких догадливых знаешь сколько было?

— Таких не было, — плутовски улыбнулся Славян. Он отошёл от двери, сел в кресло. — Доминик, надо провести референдум.

— Что? — не понял вампир.

— Всенародное голосование, — перевёл Славян.

— Да знаю я. Зачем?

— Чтобы выяснить, согласны ли налогоплательщики… Ты ведь налоги собираешь?

— Община собирает, — ответил Доминик. — Казначейские книги ведутся открыто, все знают как тратятся общинные деньги.

— Тем более! Ты объясняешь, для чего собираешься создать лабораторию, каковы перспективы получить лекарство, и спрашиваешь, согласны ли общинники ежемесячно выделять… м-м… ноль целых, одну десятую своего дохода на содержание лаборатории и исследователей. Закону крови такая сделка не противоречит: община даёт вампирам лекарство через относительно обозримую вечность, а вампиры общине — деньги. А каким образом и когда община изготовит лекарство, никого не касается. При этом община своим партнёрам не лжёт — вот она, действующая лаборатория, вот они, исследования. Ждите-с. Только платить не забывайте. — Славян ворохнулся в кресле, ещё одну идею выдумал, спешил поделиться: — Вампир ведь не может сам разорвать договор, только его покупатель?

— Да.

— Так если к вам подвалит очередной Сокол или ещё какой прохиндей, ему просто некого будет купить — все вампиры принадлежат общине.

— Можно купить общину, — возразил Доминик.

— Нет. Договор крови с чужаком заключать в праве только повелитель или сбежавший из общины отбр о сень. Ну отбосы не жалко, а ты свой договор уже заключишь, уже продашь себя общине, то есть себе же самому. В обмен на лекарство ты обязуешься править общиной, заботится о её благе и процветании. То есть продолжишь делать то, что делаешь сейчас. Реально ничего не изменится, но община замкнётся на саму себя, каждый вампир будет сам себя держать за Жажду, и разорвать этот круг невозможно, хоть гору самого наилучшего лекарства предлагай.

— Редкостного идиотизма затея, — проговорил повелитель. Но без особой уверенности.

— Попробовать-то можно. Хуже точно не будет.

— Куда уж хуже…

— Соколы найдут куда, — заверил Славян.

— Эти могут, — согласился Доминик и принялся обкатывать идею: — Попробовать? А почему бы нет? И голосование как раз то, что надо: напрямую я в таком деле приказать не смогу, а так — всё добровольно. Живляне обеспечат необходимый процент отрицательных голосов, — просто ради удовольствия повредничать. Результат всеобщинного голосования — приказ для правителя. Я создаю лабораторию, и от имени общины заключаю договор крови с каждым совершеннолетним общинником, включая живлян — в таком деле ни одна страховка лишней не будет. Правда, возникают сложности с правом на миграцию из общины в общину… Но если Союз Общин создаст единую лабораторию с филиалом в каждой долине, с миграцией тоже всё решиться. Убедить бы их ещё попробовать…

— А ты сделай сначала у себя. Другие общины смогут присоединиться к твоей лаборатории как партнёры, вот она и станет одной на всех.

— Пожалуй…

Часы на центральной площади пробили час ночи.

— Ох, Славян, — опомнился Доминик. — Тебе же давно домой пора.

— Ничего.

— Всё, хватит разговоров, пошли. — Доминик взял в шкафу куртку, повёл Славяна к приёмной. Звук их шагов разбудил задремавшую Терезу. Повелитель тихо ойкнул и шмыгнул обратно в зал советов.

— Войдите, — голос у Дариэля заметно дрогнул — телепатией хелефайи не владеют, но позднего визитёра он узнал: Йор у вен ар-Динкр ли-Канрр у а, вестник долины Эндориен.

Свитер у вестника голубой — цвет неба, цвет жизни, а кафтан белый — цвет зимы, цвет траура. Серые штаны и сапоги. Голубой пояс с серебряными знаками долины, белые ножны. О чём бы ни говорил вестник, речь всегда идёт о жизни и смерти.

Лаурин стало стыдно за их человеческую одежду, за убогую комнату. И тут же свилась в тугую плеть злость. Это они все должны стыдиться! Осудили Дариэля безвинно, вышвырнули как преступника, даже как следует разобраться не удосужились. Ни Нэйринг, ни Миратвену она никогда этого не простит, даже при искупительном деянии. Простых долинников бы простила, сбеги Дариэль из-за из злотворения, но владык — никогда. С них спрос двойной. С Нэйринг в особенности — ведь у неё есть право помилования, чего стоило упрямой бабе, безмозглой формалистке, помешанной на замшелых обычаях, повязать Дариэлю голубую ленту, непременную деталь её облачения? Или хотя бы признать следствие недостаточным, приказать провести доследование? Там же всё гнилыми нитками шито…

— Привет и уважение долине Эндориен от долины Пиаплиен, — холодно и высокомерно сказала она. — Благополучны ли Миратвен и Нэйринг, высокочтимые владыки Эндориена?

— Да, посланница Пиаплиена, досточтимая ар-Дионир, и долина, и её владыки благополучны. Благодарю за проявленный интерес, — глубоко поклонился вестник и в свою очередь осведомился о благополучии Пиаплиена и его владык. Лаурин механически произносила слова благодарности, краем глаза следила за Дариэлем. Опомнился, овладел собой, исчезла мертвенная бедность. Теперь можно и послушать, о чем будет говорить вестник.

— Ар-Каниан ли-Шанлон, — сказал вестник Дариэлю, — вышвырок и беглец, слушай голос Эндориена.

Дариэль встал на колени, склонил голову, протянул вестнику сложенные чашей ладони в знак, что готов принять всё, что тому будет угодно сказать или сделать.

— Да свершиться воля моих владык, — проговорил Дариэль.

— Ар-Каниан ли-Шанлон, в присутствии свидетеля долины Пиаплиен Эндориен признаёт твое обвинение ложным, а тебя — невиновным и неподсудным. Поднимись, и выслушай дальнейшее так, как положено свободному хелефайе. — Что лицо, что голос у вестника холодны и бесстрастны, но уши встали торчком, мочки развернулись к Дариэлю, он искренне рад принести добрую весть.

Дариэль поднялся, расправил плечи, глянул вестнику прямо в лицо.

— Долина Эндориен, её жители и владыки призна ю т свою вину перед вами, почтенный ар-Каниан, и просят простить их. — Вестник встал на колено, склонил голову. Верхушки ушей обвисли, отвернулись к затылку — правдивы владыки или нет, но Йорувен виноватым себя чувствует.

— Я прощаю, — ответил Дариэль.

— Благодарю, — ещё ниже склонился вестник. Выпрямился, достал из прицепленного к поясу кошеля короткий и широкий синий шёлковый шарф и серебряную ящерку-алиир. Двумя руками протянул шарф с лежащим на нём алииром Дариэлю. — Эндориен просит о возвращении.