Влада Воронова - Ратоборцы

Славян, не отрывая взгляда от брата убитого им людя, поднялся и ответил:

— Я готов.

Вампир что-то торопливо сказал, но Славян не услышал, не до него было, — смотрел на того, кто избавит от тяготы жить убийцей. Не будь Фиаринга, очистить мир от своего присутствия пришлось бы самому, для студента-агрохимика яд раздобыть так, чтобы не подставить под удар никого из преподавателей или лаборантов, не трудно.

Фиаринг не шевельнулся. И на Славяна так и не глянул, смотрел лишь себе под ноги. Тут Славян сообразил, что выглядит на редкость непрезентабельно: старые спортивные штаны Серосовина, его же вылинялая футболка, стоптанные шлёпанцы. Собственные, перепачканные песком джинсы и футболку Славян выстирал, пришлось переодеться в домашний «наряд» Серосовина, который болтался на Славяне как на вешалке. Но да ладно, приговорённому и так пойдёт.

Владыка Нитриена вынул из трёхобъемного кошелька вампирский дрилг — невообразимо древний, каменный, Славян видел такой только у Доминика. С чего вдруг столько чести — избавить мир от убийцы реликвией? Простой верёвки хватило бы и ближайшего фонаря.

— Я, Риллавен Тьиарин Нитриенский, виновен пред тобой, Бродников Вячеслав Андреевич, в неправедном суде, — сказал владыка Нитриена. Уши развернулись вперёд, кончики поникли. — Меру воздаяния определяешь ты. Да свершится всё по воле твоего сердца. — Он вонзил клинок ножа себе в левую ладонь так, что тот вышел из тылицы.

Об искупительном деянии Славяну рассказывала Нэйринг. Теперь он должен вынуть дрилг из ладони Риллавена, а дальше — снять вину или приговорить к смерти. Рана убьёт виновного спустя восемь часов. Не кровопотерей, а просто так, сама по себе. Можно снять вину — тогда рана затянется немедленно, останется только шрам на тылице, напоминание, чтобы искупивший вину никогда больше не повторил былой ошибки.

А можно сказать Риллавену, чтобы сам вынул дрилг. Тогда рана тоже затянется вмиг, но вместо неё будет вечная боль, неутихающая ни на секунду, достаточно сильная, чтобы пропало желание есть, пить и спать, чтобы свести с ума. Почти все, кто сами вынимали нож, вскоре рубили себе руки, тщетно надеясь избавиться от мук — культя болит вдвое сильнее. Все пытались покончить с собой, многих пробовали добить друзья или родственники — чтобы спасти от пытки, выдержать такое не под силу никому, но умереть искупающий может только собственной смертью, от голода или жажды.

Всё тот же смертный приговор, только превращённый в долгую мучительную казнь. У человека она длиться от недели до месяца, у хелефайи, с их невероятной живучестью, растянется на полгода.

Славян спустился к Риллавену, выдернул дрилг — резко, чтобы не причинить лишней боли.

При искупительном деянии не зря говорят: «Да свершится всё по воле твоего сердца». Формального прощения здесь не бывает, только настоящее, искреннее до самого дна. Малейшее сомнение, колебание означает смерть.

«Соколы обрадуются твоей смерти, владыка Нитриена», — подумал Славян, и, словно в ответ на его мысли, дрилг едва заметно завибрировал.

И время замедлилось почти до полной неподвижности, секунды стали равны часам, минуты — дням. Славян с удивлением огляделся. Хелефайи и вампир словно обратились в восковых кукол, даже кровь из раны Риллавена не течёт. Славян осторожно прикоснулся к ней кончиком пальца. Кровь как кровь, только очень медленная. Ничего плохого с ними не случилось, просто у Славяна появилась возможность подумать.

Соколы оморочили стража Данивена ар-Данниана ли-Аддона, разыграли «эльфийский гамбит». А выигрывают доблестные и благородные рыцари в любом случае.

За смерть друга, будь Славян убит или казнён, Дарик и Лара виру взяли бы только кровью, только головами Риллавена и Лианвен. А это означает междоусобную войну для всех хелефайских долин. Своей виры наверняка потребовала бы и Латириса. А это уже приведёт к междоусобице во всём Братстве Небесного Круга, и Ястребов можно будет брать голыми руками. Расчёт верный, эмоции волшебные расы контролируют плоховато, и, ослеплённые жаждой мести, о последствиях усобиц, о том, кому они выгодны, и не подумают.

Смерть Риллавена все усобицы отменит, но мира в Братстве всё равно не будет. Хелефайи и вампиры, основная боевая сила Ястребов, друг другу не доверяют, и только авторитет нитриенского владыки заставляет их терпеть соседство вчерашних противников. Умри Риллавен — и всё рухнет. На Ястребов Славяну плевать, пусть хоть белым пламенем сгорят, но среди вампиров и хелефайев у него слишком много друзей. Драки меж них допустить ни в коем случае нельзя.

Какую выгоду получат Соколы, сними он вину с нитриенца, Славян и вообразить не мог, но в том, что она есть, не сомневался.

Значит надо сделать что-то внеплановое, то, что опрокинет все их расчёты.

Придумать Славян ничего не успел, нож престал дрожать, время вернулось в обычный ритм. Из кисти Риллавена потекла кровь, тут же струйка стала каплями, спустя пару секунд и капли исчезли, знаменитая хелефайская живучесть в действии.

Славян посмотрел на вампира, стражей, Фиаринга, Риллавена и воткнул себе в левую ладонь дрилг по самую рукоять, — вампир и хелефайи только охнули с растерянностью и испугом. Славян выдернул нож, отшвырнул в угол и положил ладонь на ладонь Риллавена так, чтобы раны соприкоснулись.

Кровь хелефайи обожгла руку как огнём, на несколько мгновений Славян ослеп и оглох, а ладони словно слиплись — не разъять. Боль исчезла, вернулись зрение и слух, ладони разомкнулись. Славян достал из кармана штанов медпакет, стал накладывать повязку. Ходочанское правило всегда иметь при себе бинт Славян соблюдал строго, не раз была возможность убедиться в его разумности. Теперь вот пригодилось самому.

Тем временем Риллавен, не веря собственным глазам, рассматривал кисть — и ладонь, и тылицу. Чистая кожа, никакого шрама, словно и не было ни вины, ни искупительного деяния.

— Я техносторонец, — ответил на его безмолвный вопрос Славян. — Порез заживёт недели через две.

Вампир наклонился за дрилгом, но едва коснулся, нож рассыпался в пыль. Флетчер глянул на Славяна с благоговением. Так вот она какая, чистая кровь, которая стирает любое проклятие, смывает любую скверну, разрушает любые заклятья. Кровь людя с помыслами светлыми, как вода в роднике. Отданная добровольно — а как же ещё?

Теперь всё будет хорошо, все кошмары кончились, а история получилась красивее любой древней легенды. Будет о чём рассказать в Калидиане. Только вот как в неё вернуться? Линия крови вытянула их от чарокамного круга Калидианы на Техничку, почти к самому дому Славяна, а обратно должен был вернуть дрилг.

— Вячеслав Андреевич, — робко сказал вампир, — у нас возвратки больше нет.