Влада Воронова - Крест на моей ладони

— Как ты собираешься это делать?

— Посредством ноутбука и специальных программных дисков, которые остались со времён Троедворья. Друзья привезли кое-какие вещи из дома.

— Понятно, — кивнул Джакомо. — А где ты аккумуляторы подзаряжаешь? На основицу каждый раз не набегаешься.

— В некоторых домах Рема есть и электричество, и нормальная канализация.

— Нина, — медленно проговорил Джакомо, — а зачем в Величайшей из битв нужны такие провокации? Зачем эта грязь?

— Затем, что любая битва — это война, а на войне требуется только одно — уничтожить противника с наименьшими затратами собственных сил. О морали там и не вспоминают. Во всяком случае, на такой бессмысленной и бесцельной войне, как троедворская.

— Странно слышать такое от воина.

— Я не воин, я палач.

Джакомо поёжился, глянул недоверчиво. Я достала сотовый телефон, переключила в режим плеера.

— Думаю, один мой друг объяснит тебе всё гораздо лучше. Он истинный воин — добрый, честный и справедливый. Переводной подсилок у тебя ещё не кончился?

— Нет, а зачем тебе?

— Затем, что песня на русском.

Джакомо достал из кармана рубашки талисман, который купил по моему настоянию у кого-то из заезжих троедворцев, активировал. Я включила песню.

Как плетью ударили вести:

В том поезде едет груз двести.

За гибель геройскую плата —

Лишь циферкой сделать солдата.

По лужам кровавым путь к небу —

Так правдой становится небыль.

Спросить я хочу в час расплаты:

«За что умирают солдаты?».

Уходят на небо мальчишки,

Что верили в добрые книжки.

За то, что любить мир умели,

В свинцовом огне мы сгорели.

Всё это не сплетни, а вести:

В том поезде едет груз двести.

За гибель геройскую плата —

Лишь циферкой сделать солдата.

За чьи-то безумные игры

Друг друга мы рвём словно тигры.

Теряя себя в пустословье,

Мы случку назвали любовью.

Потеряна вера и верность,

Напрасно растрачена смелость.

И в битве без цели и смысла

Людей превращаем мы в числа.

Правдивы печальные вести,

В том поезде едет груз двести.

За гибель геройскую плата —

Лишь циферкой сделать солдата.

Я выключила плеер и прицепила трубу на пояс. Джакомо посмотрел на меня с испугом. Каким бы плохим ни был перевод, основную мысль донести сумел. А чувства в любой Сашкиной песне через край хлещут.

Молчать было неловко, сказать нечего, и Джакомо проговорил с запинкой, кивнув на мобильник:

— Мощная игрушка, навороченная. И дорогая.

— Трофейный, — ответила я. — Выдали, когда Люцин командором назначил, а конфисковать не успели.

— Понятно. Пойдём?

Ответить я не успела — в кустах за скамейкой зашуршал ветками подглядчик. Шорох почти неслышный, но мне и этого хватило, мускулы отреагировали вперёд рассудка. Я прыгнула через скамейку и ветки, бросила подглядчика на колени, зажала в жёстком захвате и приставила к горлу его же нож. Чуть трепыхнётся, и говорить с ним будут уже некромансенры.

— Нина, нет! — испуганно вскрикнул Джакомо. — Это Перворождённый!

— Ещё одна сотая секунды и он был бы трупом, — зло сказала я и тряхнула ли-Вириара как тряпичную куклу. — Ты что здесь делал?

Сопротивляться ушастик и не пытался.

— Не убивайте меня, госпожа! — взмолился он. — Клянусь первой яблоней, священным источником и опорным камнем я ничего не знаю о вурдалаке. Господин! — обернулся ли-Вириар к Джакомо, — во имя милосердия!

— Отпусти его, — сказал Джакомо.

— Сначала пусть объяснит, что здесь делал.

— Я прятался от тех людей, из харчевни. Парк не лес, но всё равно здесь деревья и спрятаться легко. Я ничего не знаю, госпожа! Утром я привёз лекарства в аптеку, потом познакомился с красивой девушкой. Она сказала, что будет ждать меня в «Танцующей обезьяне». Но не пришла. Появился вурдалак. Всё, госпожа. Больше ничего не было.

— Он правду говорит, — сказал Джакомо. — Лесной Народ всегда прятался от опасности среди деревьев. И у всех Звёзднооких какая-то ненормальная страсть к человеческим шлюшками, особенно уличным. А если девка пообещает дать бесплатно, то любой из них не то что в грошовый ресторан, на городскую свалку за ней побежит. И вовсе не из жадности, а из тщеславия — им нравится думать, что они способны влюбить в себя кого угодно, даже проститутку, которая на подобные чувства в принципе не способна.

— Влюбляются и проститутки, — ответила я. — И как раз-таки они — сильнее всех. — Я отпустила хелефайю. Выглядел он неказисто — нарядная одежда изорвана и перепачкана соевым соусом и землёй, под левым глазом фингал, на правой щеке четыре глубокие ссадины, волосы всклочены. Ушастик ещё дёшево отделался, всё могло быть гораздо хуже. Я отдала ему дальдр.

— Как она хоть выглядела, твоя очаровательница?

— Не знаю, — растерянно пролепетал ли-Вириар, верхушки ушей обвисли, а мочки съёжились от испуга. — Я ничего не помню! Только браслет из светло-зелёного стекла на левой руке, выше локтя. Странное такое стекло, лёгкое как пух и не бьющееся.

— Что за враки? — разозлился Джакомо. — Ни один мужчина не забудет внешность девушки, с которой в первый раз идёт на свидание.

— Это глубинная оморочка, — сказала я. — Дело гораздо дерьмовее, чем казалось на первый взгляд. Ли-Вириара немедленно надо увести из потайницы в Рим, на основице его достать будет сложнее, мы выиграем время, а значит и жизнь.

— Посмотреть, как людь Избранной Крови выходит на основицу, — ответил Джакомо, — сбежится половина Рема. Такого здесь не было уже не менее одиннадцати столетий. Среди зрителей будут и стражники. А приказ об аресте ли-Вириара уже подписан.

— А мы переоденем его большемирской девчонкой. Длинная юбка, кроссовки, просторная блузка с оборками. Уши прикроем шарфом или дамской кепкой, а глаза — тёмными очками.

— Я не буду уши закрывать! — возмутился хелефайя. — Это ещё непристойней, чем выйти на улицу нагишом. И на основицу не пойду, там одно сплошное поганство.

— На плахе поганства ещё больше, — отрезала я. — Джакомо, у тебя деньги есть?

— Есть немного, а что?

— Одежду ему купить. У меня тоже немного есть, должно хватить.

— Я всё оплач у , — сказал ли-Вириар.

— Твои деньги пойдут на оплату такси, жилья и питания. На Щелевой площади зайдём в обменник. И ничего не бойся, основица выглядит непривычно, а сама по себе место неплохое. Только не выходи один на улицу незнакомого города, и всё будет в порядке.

Хелефайя неуверенно кивнул. Выбора у него не было.

Я общипала пригоршню листьев с ближайшего куста.

— Если положить любую свежую зелень в обувь как стельки, мы станем невидимы для вампирских поисковиков. И вот ещё что…

Я достала из сумки баллончик с грошовым аэрозольным дезодорантом, побрызгала скамейку и окрестность радиусом в три метра. Пахнет он не очень, зато полностью уничтожаются все ауральные следы. Теперь ни одна волшебническая экспертиза не докажет, что мы встретили здесь ли-Вириара, да и вообще были на этой аллейке. А технических экспертиз в Альянсе нет.