Влада Воронова - Пути Предназначения

— Меня учитель подобрал в геймер-клубе, — ответил Гюнтер. — Я тогда почти всё время там сидел. Большинство предпочитает играть в виртуальные игры дома, но я не выносил одиночества. Либо универ, либо клуб. Только не дом, не его пустота… Учитель предложил сыграть в новую стратегию, якобы самый супер, а на самом деле такую же тупую и примитивную как они все. Я прошёл её за три часа. Учитель тоже неплохо играет, к тому времен был уже на четвёртом уровне из десяти. Я подсказал пару приёмов, дело у него пошло намного быстрее. Мы разговорились. А дальше — играли, смотрели кино, просто болтали обо всём подряд. Через месяц я узнал об ордене, об истинном облике координаторов. Но Белого Света оказалось слишком мало, чтобы заполнить им жизнь. Её пустота никуда не исчезла.

— И ты понадеялся, — сказал Николай со смешком, — будто Цветущий Лотос сделает то, что не смог Белый Свет?

— Нет. Я надеюсь, что это сделает Избранный. Потому я и ушёл от Белого Света к Цветущему Лотосу.

Николай прикоснулся к двери.

— Открыть то, что навечно заперто. Вывести из тупика. Указать истинный путь. Неужели это возможно для таких как мы? Для обыкновенных людей?

— Он избран именно для того, чтобы помочь нам подняться над обыкновенностью. Стать особенными, не такими как прежде. Он даст нам то, что позволит жить, а не только существовать.

Николай посмотрел на Гюнтера.

— Ты сможешь меня простить?

— Ты мой брат.

— Ты не ответил.

— Прощают вину. А ты ни в чём не виноват.

— Я причинил тебе боль.

— Твоя боль была гораздо сильнее. Я рад, что смог забрать хотя бы половину.

— Гюнт… — Николаю перехватило горло.

— Ты мой брат, — повторил Гюнтер. — Не будь тебя, я остался бы совсем один.

— Ты никогда не будешь один, — обнял его Николай. — И никто больше не причинит тебе боли. Никогда.

Гюнтер по-детски уткнулся лицом ему в плечо.

«Я заберу его домой, — решил Николай. — Скажу родителям, что Гюнт мой побратим. Они примут его. И братья с сёстрами тоже. Никто не будет против. У Гюнта должна быть настоящая семья, а не придуманная, как в Цветущем Лотосе».

В кармане у Николая зазвонил телефон. Гюнтер встревожился.

— Это кто-то чужой.

— Да, — сказал Николай. — Звонят с незнакомого номера.

Он взял трубку.

Абонентом оказался Найлиас.

— С Гюнтером всё в порядке, досточтимый, — быстро сказал Николай. — И дальше всё будет хорошо. Не бойтесь за него. Я сумею о нём позаботиться.

— Николай Игоревич, меня гораздо больше волнует, сможет ли Гюнтер позаботиться о вас. Ведь сейчас он пытается затянуть вас на тот путь, который бы вы сами не выбрали. А если так, то он должен отвечать за вашу безопасность, а не наоборот.

— Возможен и другой вариант, досточтимый. Мы оба отвечаем за безопасность друг друга.

— Это лучший из всех вариантов. — Судя по голосу, Найлиас улыбался. — Так значит Гюнтер повзрослел, а вы перестали стыдиться того, что когда-то были ребёнком.

Николай почувствовал, как вспыхнули щёки. Гюнтер посмотрел с испугом, потянулся к трубке. Николай отстранился.

— Мы оба в полном порядке, досточтимый.

— Я верю. Передайте привет Гюнтеру, Николай Игоревич. Спасибо за всё, что вы для него сделали. Я ваш должник. — Найлиас оборвал связь.

Николай растерянно посмотрел на телефон, убрал в карман.

— Тебе привет, — сказал он Гюнтеру.

— Учитель придёт к нам?

— Обязательно. Но не сейчас. Надо ещё немного подождать, Гюнтер. Учитель Найлиас обязательно будет с нами. Надо только подождать.

Гюнтер кивнул.

— А сейчас что будем делать?

— Летим в Гирреан. Кийриасу отзвонимся по дороге. Незачем его впутывать в наши дела. Нам самим ума хватит разобраться, что там так или не так с этим увечником.

— Тогда нужно поторопиться, — сказал Гюнтер. — До рейса осталось всего полтора часа.

— Успеем.

И они успели.

Водки в кафе не было, только ром. Напиток крепкий, но именно напиток — слишком много посторонних привкусов и ароматов. В бокале с ромом сияют солнечные лучи, играет музыка, веет приятный терпкий ветерок. Ром пьют для развлечения и удовольствия, под болтовню и шутки большой компании. Этот напиток похож на живописное полотно, так много в нём штрихов и оттенков. А Клементу хотелось простой спиртовой горечи.

…Разыскать данные на членов семьи Алондро через информаторий Алмазного Города было делом пяти минут.

После смерти родителей главой семьи стал старший брат. Внутренняя готовность подчиняться его приказам у Клемента была, но стоило только увидеть Диего вживую, до омерзения похожего на отца, и волной захлестнуло неприятие.

Нет у Клемента брата, и не было никогда, как не было и родителей.

Ничего у него нет. И никого нет.

И не будет.

Теперь только и остаётся, что напиться в мёртвую, в хлам, так, чтобы ничего не видеть и не слышать, чтобы не осталось ни одной мысли, ни единого чувства — ни боли прошлого, ни пустоты настоящего. Перемолоть в жерновах тупой тяжёлой пьянки невесть откуда взявшиеся мечты и надежды, а после стряхнуть их как пыль вместе с похмельем.

Сожаления о несбывшемся пригодны только для людей, а теньму номер четырнадцать они не нужны.

Однако избавительное опьянение не приходило, алкоголь не брал.

— Ещё, — велел Клемент бармену. Тот подал новую порцию.

Бокал накрыла детская ладошка. На соседней банкетке сидел Мигель.

— Не надо пить, — попросил он. — Пожалуйста.

— Ты что здесь делаешь? — строго спросил Клемент. — Детям сюда нельзя. И мама будет беспокоиться, что ты ушёл так далеко от дома один.

— Не будет. Ей всё равно, — как о давно привычном и потому естественном ответил Мигель.

Посмотрел на Клемента и спросил:

— Вы правда мой дядя?

Клемент протянул ему паспорт.

— Нет, — спрятал руки за спину мальчишка, — вы сами скажите — вы по правде мой дядя?

Клемент посмотрел на него с интересом. Мальчик гораздо умнее, чем положено в десять лет. Уже знает, что документы и кровная связь могут ничего не значить.

Внешне Мигель нисколько не похож на отца с дедом. Прямые чёрные волосы, карие глаза, кожа смуглая. Настоящий потомок рода Кван, к которому принадлежит мать Мигеля. От Алондро в нём нет ничего. «Оно и к лучшему», — подумал Клемент, убрал паспорт и сказал:

— Я отведу тебя домой.

— Домой надо совсем вечером, — ответил Мигель. — Когда этот заснёт.

— Ты об отце? — уточнил Клемент.

— Он мне не отец! Он сам сегодня сказал!

— Замолчи, — приказал Клемент. — Хороший сын не повторяет даже отцовские слова, если они оскорбляют мать.

Мигель спрыгнул с банкетки, отбежал на два шага и выкрикнул:

— Ну и пусть оскорбляют! Я её ненавижу!

Клемент сурово посмотрел на племянника.

— Нельзя так говорить о матери!