Ольга Голотвина - Привычное проклятие

Все же можно было догадаться, что пещера — не просто хранилище разномастных ценностей. В украшенном рубинами подсвечнике — два огарка, а шкура белого медведя закапана воском. Здесь же, возле оскаленной медвежьей морды, небрежно брошена толстая затрепанная книга. В этой нелепой роскоши и грязи кто-то жил, хотя бы время от времени…

Все эти мысли занимали бы человека. А два ящера чутьем разыскали на крышке большого сундука ларец из ароматного дерева тхау — изящную вещицу, которую только они и могли именовать «ящиком». И поспешили покинуть человечье логово, отнюдь не интересуясь его мрачными тайнами. Ничего больше не взяли они в пещере — не из благородства, а потому, что ничего не показалось им там ценным.

— Ну зачем нам мучить друг друга? Обо всем поговорили, все решили…

— Правда, любимая? А почему у тебя такие грустные глаза?

Грустные? Неужели? Науфина мысленно упрекнула себя: стареет. Раньше ей лучше удавалось скрывать чувства. Бывало, вся лучится весельем, никто и не догадается, что на сердце кошки скребут.

Возьми себя в руки, Науфина. Делать глупости хорошо в юности, тогда это слаще меда. Даже в слезах, которые проливаешь, тоже есть сладость. А в солидном возрасте… Стыдно, Науфина! Сейчас вы расстанетесь, уже навсегда. Фержен погорюет и успокоится. А станет одиноко — найдет себе молоденькую, для мужчин старость наступает позже…

Что он говорит?.. Бедный, милый чудак, он еще пытается ее убедить!

— Нет, Фержен, не надо! Расскажи лучше, как ты живешь. Кринаш говорил, что ты купил дом в Шаугосе.

— Ну, дом — это громко сказано. Так, домишко. Впрочем, для меня он даже слишком большой. Я же там совсем один!

— Но зимовать в столице ты не захотел?

— Там жизнь дороговата, в Шаугосе все дешевле.

— Да, верно. — Науфина обрадовалась, что нашлась такая безопасная и близкая ей тема разговора. — Но не опасно ли в такую погоду подниматься по реке? Там же Пенные Клыки!

— Не бойся, солнышко! Таких капитанов, как я, поискать надо! Перед Ферженом подводные скалы сами расступаются!

— Прямо шарахаются! Хвастунишка…

— А все-таки лучше было мне остаться в Джангаше, — неожиданно хмуро сказал Фержен. — Как подумаю: вот подплывает «Шустрая красотка» к пристани… Мой дом с реки виден — он на берегу, над обрывом. И темный, как сундук! Ни огонька в окошке! А это, наверное, такое счастье, когда для тебя кто-то огонь в окне зажигает.

Разговор опять съехал на скользкую дорожку. Науфина поспешила спросить:

— Ну не совсем же один живешь, хоть прислуга имеется?

— А как же! Одного старого раба получил в придачу к дому, от прежних хозяев остался. Жуткий лодырь, но умеет вовремя изобразить неустанную работу. Трудно поймать на том, что бездельничает. Еще купил рабыню — по дешевке, потому что одноглазая. Но она одним глазом видит больше, чем иные — двумя. Ястреб, а не баба! Характер свирепый, язык злющий. Ухожу в плавание — радуюсь, что отдохну от этой грозной особы.

— А между собой слуги ладят?

— Да ничего, нашли общий язык.

— Ну, я рада, что у тебя все хорошо сложилось… Ты извини, мне надо подняться к себе. Я обещала внучке проверить список расходов — на дом в Джангаше, на склады…

Внезапно эти трезвые, разумные слова показались женщине полным бредом. Огорченно махнув рукой, она повернулась к лестнице.

— По-моему, они меня обкрадывают, — сказал ей в спину Фержен. В голосе не было досады — просто хотелось удержать хоть на мгновение эту бесконечно дорогую женщину.

И ему это удалось! Науфина резко обернулась. Синие глаза тревожно распахнулись:

— Кто… обкрадывает?

— Раб и служанка. Я им деньги даю на хозяйство, то да се… Что-то много выходит.

— «То да се»? Сколько у тебя в месяц уходит на хозяйство?

— По-разному. Только почему-то не выходит экономии, когда я в плавании.

— О Безликие! Как эти мерзавцы перед тобой отчитываются? Каждый раз, как возвращаются с рынка, или раз в несколько дней?

— Ну… когда им захочется.

— Да ты их просто толкаешь на воровство! — разгневалась Науфина. — А как ты их проверяешь? Какие у вас в Шаугосе цены на мясо?.. А на муку?.. А на овощи?..

— Я… я приблизительно…

— Не знаешь! — Науфина задохнулась.

Ох, эти мужчины! Выглядят героями, а на деле за ними нужен присмотр, как за малыми детьми! Ее Фержен, ее Перекати-поле, единственный, кого она любила, возвращается в холодный, темный дом, где некому зажечь для него свет в окошке. А там его поджидает пара бессердечных чудовищ, готовых вытянуть его деньги до последнего медяка.

Скалы от этого героя, видите ли, шарахаются! Грозы он, видите ли, не боится! А уберечь свой кошелек ему не по силам!

Правильно. Для этого нужна любящая женщина.

Что тут Науфина насочиняла? Молоденькую он возьмет? Да молоденькая его сама и обворует! Хапнет его сбережения и сбежит с любовником! Разве эта смазливая дрянь сможет любить Фержена так, как любит она, Науфина!

Любит?

Да! И никому не отдаст! И никому не позволит его обидеть!

— Я еду с тобой, — сказала женщина ровным голосом полководца, объявляющего свою волю: быть сражению!

Фержен от неожиданности потерял дар речи.

— А прислугу твою я так выдрессирую, что бархатная станет, атласная! Только не говори пока никому, иначе мои родные захотят нам помешать.

— Пусть только попробуют! — вернулся голос к счастливому Фержену.

— Они попробуют, милый, можешь не сомневаться!.. Сейчас вернусь к себе, напишу внучке письмо и оставлю ей самые дорогие украшения.

— Оставь все!

— Конечно, конечно! — с подозрительной готовностью согласилась Науфина. — Так, кое-какие безделушки захвачу на память. А ты жди меня, милый! — На губах женщины расцвела гордая улыбка. — На этот раз я не подведу тебя.

Беседа не клеилась, хотя оба путника честно пытались ее поддержать. Впрочем, не до разговоров тому, кто бредет по смеси опавших листьев и грязи и тревожно поглядывает на затянутый тучами небосвод: как бы гроза не прижала тебя к земле!

Не способствует дружеской беседе и вертящаяся в голове мысль: а что понесло твоего спутника в дорогу по такой мерзкой погоде? Про свои тревожные обстоятельства ты знаешь все, а этому типу чего не сиделось на уютном постоялом дворе, у жаркого очага, средилетящих с кухни аппетитных запахов… ох, лучше не вспоминать!

Можно счесть странным то обстоятельство, что Эйнес и парень, называвший себя Опекуном, не задавали друг другу вопросов о цели путешествия и о причинах спешки. Перебрасывались репликами насчет близкой грозы и обсуждали, насколько удобнее идти берегом Тагизарны (дорогу севернее деревни могла затопить разлившаяся от дождей Барсучья речка). И все время были настороже. Чего опасались — разбойников, троллей, нежити? Или… или друг друга?