Татьяна Любушкина - Абуджайская шаль

— Очень надо! — презрительно скривила Дарёнка пухлые губы, но ночная темнота и причудливые блики костра не позволили разглядеть, как она мучительно покраснела.

— Знаешь, а я бы согласился, — продолжал меж тем Николай, глядя ей прямо в глаза.

— На что же? — спросила Дарёнка, отводя взгляд в сторону.

— Чтобы самая красивая девушка в мире увела меня с собою в лес. И мы бы бродили с ней по дремучим чащам и… и любили бы друг друга! Пусть даже потом я бы и погиб! — волнуясь, отвечал Николай, осторожно беря её за руку.

Но Дарёнка тот же час принялась снимать снадобье с огня и на последние его слова ничего не ответила.

— Пей! — она сурово сунула ему в руки горячий закоптелый котелок и Николенька пил покорно обжигающе огненный отвар.

Девушка молча наблюдала за ним, сурово сдвинув тонкие брови, а как только напиток закончился, она подняла на Николеньку горящие глаза и дрожащим голосом гневно произнесла:

— Стыдно вам, барин, словами-то играть! Чай, ведь я вам не ровня!

— А я не играю, — виновато пожал плечами Николенька, — я Дарёнка, то, что на сердце говорю. Ты можешь всё, что хочешь про меня думать, но я тебе одно скажу — ежели тебе понадобиться помощь моя, хоть ночью, хоть днём, я всегда буду рядом и всегда тебе опорой буду, только позови…

Девушка с громким треском разломила большую суковатую палку и кинула обе половинки в костёр.

— Пойду валежника наберу, — быстро проговорила она и тут же исчезла меж деревьев.

Николенька на некоторое время остался один и, щуря глаза, вглядывался в изменчивый и неповторимый огненный танец.

Послышались тихие шаги и в круге, освещённом огнём, показалась Дарёнка. Руки её были пусты.

— Что же валежник? — потирая ушибленное колено, спросил Николай.

— Не нужен нам валежник, — тихо проговорила девушка, — сейчас костёр догорит, мы с тобой домой пойдём, в деревню. Куда ты с больной-то ногой! Не дойдёшь…

— Ты напрасно так думаешь! — запротестовал Николай, — твоё снадобье подействовало совершенно чудесным образом, и я вполне способен двигаться!

— Нет! — почти выкрикнула девушка, — говорю же — не надо!

Николай примирительно поднял руки, соглашаясь (сказать по чести ему вовсе не хотелось продолжать путешествие по сырому, мрачному лесу) и в тот же миг почувствовал, как холодная, тяжёлая ладонь крепко сжала его плечо.

— Не хорошо, девонька, уговор нарушать, — раздался сзади вкрадчивый, насмешливый голос, — за эдакое дело и головой поплатиться можно!

Дарёнка сидела, сжавшись в маленький беззащитный комочек, крепко закусив губы и не поворачивая головы.

Не успевший удивиться Николенька пытался разглядеть неизвестного пришельца, но тут же получил ощутимый толчок в голову, и костлявая рука сжала его плечо ещё сильнее. Николай хотел было закричать и оторвать от себя эту омерзительную липкую ладонь, но вдруг с ужасом почувствовал, что губы не повинуются ему. Более того, всё его тело будто одеревенело, и он продолжал сидеть неподвижным истуканом не понимая, что происходит.

Ледяная рука, наконец, оставила его плечо и из-за спины Николеньки в круг, освещённый огнём, вышло существо странного вида и неопределенного пола. Оно было одето в весьма разнообразные и живописные лохмотья. Наличие огромного количества надетых одна на другую юбок разной длины, позволяло предположить, что существо является женщиной, но выглядывающие из-под юбок штаны с широкими красными лампасами, явно были от жандармского мундира и заставляли сомневаться в принадлежности существа к прекрасному полу. Лицо же, сморщенное и старческое с маленькими впавшими глазками и огромным крючковатым носом, могло с равным успехом принадлежать как мужчине, так и женщине.

— Ну! — существо ткнуло в Дарёнкину сторону смуглым, отродясь не мытым пальцем, — сказывай, отчего к Яме его не привела, как велено было?

— Ногу он зашиб, — неохотно отвечала Дарёнка, по-прежнему не поднимая головы, — идти не может.

— Врёшь! — с удовольствием произнесло мерзкое создание, наклоняясь к Николеньке и пристально глядя ему в глаза, — слыхала я давеча разговор-то ваш! И чего ради ты дура-девка голову-то потеряла? Аль забыла Машку мою, как увёз её такой же разговорчивый, натешился, да и бросил?

Дарёнка, наконец, подняла голову, в глазах её отражалось смятение.

— Бабушка Агафья, — попросила она (от этого имени Николенька внутренне дрогнул. Внешне, к сожалению, он по-прежнему не мог шевельнуть даже пальцем), — бабушка Агафья, — повторила Дарёнка, — ты уговор обещала исполнить, коли я тебе барина молодого приведу, так я хочу…

— Что ты девонька хочешь, о том я и без тебя знаю! — жёстко оборвала её старуха, — да сдаётся мне, что не проследи я за вами, так ты бы его назад увела! Придётся тебе исполненье желанья-то своего по-новому зарабатывать.

— Что же я должна сделать? — тихо спросила бедная девушка.

— Мальчишку приведёшь сюда! Коли он раз проболтался, так и другой верно не смолчит!

— Володю?! — Дарёнка умоляюще прижала руки к груди, — но как же я смогу?! Он же всегда с матерью, с няней!

— А ты смоги! — гневно оборвала её старуха.

Она плюнула себе на ладонь, потёрла ею правое плечо и, забормотав неразборчиво, поковыляла прочь.

К своему ужасу Николенька почувствовал, что встаёт и идёт за ней, не в силах отступить в сторону ни шага. Когда он проходил мимо Дарёнки, девушка равнодушно смотрела мимо, погружённая в свои одной ей ведомые мысли, а затем и вовсе отвернувшись, легко шагнула меж деревьев и исчезла в темноте.

Николенька шагал следом за ужасной старухой, не разбирая дороги и не имея ни малейшей возможности оглядеться. Несколько раз он словно слепой котёнок натыкался прямо на дерево, и больно ударившись, обходил его стороной и шёл всё дальше в черноту негостеприимного леса.

Вскоре, вслед за колдуньей Николай вышел на широкую поляну, посреди которой стоял добротный деревянный дом, не имевший ни единого окна. В отличие от лесной чащи на поляне было довольно светло. Дождь давно прекратился, и где-то далеко за горизонтом небо посветлело, предвещая скорый рассвет.

Старуха подошла к двери, ведущей в дом и, толкнув её, внутрь позвала хриплым, каркающим голосом:

— Марья, здесь ли ты?

— Здесь! — молодо и звонко ответили из черноты таинственного дома.

Непослушные ноги Николеньки завели его внутрь, и он стал истуканом не в силах шевельнуться и заговорить.

Видно было, что в доме этом никогда не жили люди, да и строился он вовсе не для жилья. Сколоченный из широких сосновых брёвен, с крышей покрытой залежалой прелой соломой, странный дом запирался только снаружи, толстой навесной балкой. Посреди единственной комнаты возвышался колодец, выложенный позеленевшим от времени кирпичом и покрытым тяжёлой, неподъёмной с виду крышкой. На земляном утоптанном полу странно было видеть тяжёлый медный подсвечник с тремя ярко горевшими свечами.