Марина Дяченко - Привратник

Он обратил на Маррана невыносимо тяжёлый взгляд. Тот отозвался негромко, не опуская глаз:

— Убить меня может только один человек, Аль. Только один человек имеет на это право.

Ларту, кажется, стало хуже. Он побледнел ещё больше и стиснул зубы. Я подскочил — он не стал отстранять меня, а мёртвой хваткой вцепился мне в плечо. Так мы стояли несколько долгих минут, пока не унялась его боль.

— Аль, — сказал Ларт шёпотом. — У меня нет сейчас сил на тебя. Пожалуйста, уйди.

Эст помедлил, холодно пожал плечами и уронил медальон на поверхность круглого столика. Шагнул к окну, будто собираясь выпрыгнуть.

— Аль, — сказал Марран.

Тот замер, не закончив движения. Ждал, не оборачиваясь.

— Не было пари, Аль. Была глупая шутка.

Бальтазарр Эст повернул к нему голову, сказал после паузы:

— Что теперь… Было — не было… Дурак ты, Марран, и не поумнел… Открывать надо было, такой шанс тебе… — и осёкся. Опустил голову. Пробормотал с полусмешком: — М-на, такое приключение сорвалось… Не довелось узнать, чего старушка Третья от нас хотела…

Марран шагнул было к нему — Эст свирепо вскинулся. Крепко сжал узкий, как лезвие, рот. Кивнул Ларту, длинно посмотрел на Ильмарранена, обернулся лохматой вороной и с пронзительным карканьем вылетел в приоткрытое окно.

Хозяин перевёл дыхание и ослабил хватку на моём плече. Марран стоял, потупившись, и слушал, как ветер хлопает оконной рамой.

…Он слушал, как ветер хлопает оконной рамой, и кожей чувствовал взгляд Легиара. Полустерлись меловые линии на полу, лужицами воска застыли догоревшие свечи, а в углу у окна, там, куда не достигала скомканная на подоконнике портьера, виднелось бледное чернильное пятно — много лет назад Марран запустил чернильницей в большую серую мышь.

Сейчас, увидев пятно, он обрадовался. Покачал сокрушённо головой:

— Надо вывести… Смотри-ка…

Мальчишка, Дамир, фыркнул тихонько. Потом сказал шёпотом, пугаясь собственной смелости:

— Так не выводится, я пробовал… Хозяин знает… Въелось, или что там ещё…

Повернувшись, Ильмарранен наткнулся на низкий круглый столик, бездумно взял на ладонь Амулет Прорицателя, хотел посмотреть сквозь прорезь на солнце — но вовремя спохватился, что не имеет на это права. Сник, принялся накручивать золотую цепочку на палец.

— Орвин погиб, — тихо сказал Легиар.

Марран вздрогнул:

— Из-за меня?

— Нет, — отозвался Легиар после паузы.

Помолчали.

— Я соврал Эсту, — сказал Марран, прислонившись затылком к стене и закрыв глаза.

Легиар с трудом поднял изломанную бровь:

— Что?

— Я сказал ему, что не было пари. А пари было. Мы побились об заклад с мельником Хантом, что…

— Помолчи, ладно? У меня в ушах… звенит. Уймись.

Хлоп… Хлоп… — колотилась оконная рама. Жалобно вскрикивало стекло.

— Я думал, тебе от этого легче, — извиняющимся тоном пробормотал Марран.

Легиар двинулся к нему через всю большую комнату. Подошёл вплотную, так что Марран отпрянул, вжавшись лопатками в стену.

— А мне не легче, — хрипло сказал колдун. — Наверное, мне никогда уже не станет легче.

И отвернулся, опустив плечи — поникший, усталый, будто вынули из него ту тугую железную струну, о которую обломала зубы чудовищная Третья сила.

Где-то в доме заплакал ребёнок. Руал почувствовал, как глубоко в нём отозвался этот плач — будто затянулся где-то внутри огромный, запутанный узел.

Плач стих — закрылась входная дверь.

— Они ушли, — шёпотом сказал Дамир. — Она и этот, муж её…

Узел подёргивался, сжимаясь.

— Мне надо… — начал было Руал, но не услышал своего голоса. Начал вновь: — Я должен… догнать.

Ларт отошёл. Тяжело навалился на стол. Помолчал, опустив голову. Потом поднял изувеченное лицо:

— Конечно, должен.

Они уходили, спускаясь вниз, с холма. Руал не мог бежать — подгибались ноги. В отчаянии, что теряет её, он крикнул глухо, и крик тут же был унесён ветром, но она услышала и обернулась. Потом обернулся Март.

Снова налетел ветер, поднял столбом палые листья, закрутил и бросил — Ящерица двинулась Руалу навстречу, медленно, будто неохотно, через силу, с трудом. Март смотрел ей в спину и немо разевал рот, будто выброшенная на берег рыбина.

Встретились. Удивлённо воззрившись на незнакомца, забормотал что-то малыш у неё на руках. Она, не глядя, сунула ребёнку тряпичную игрушку.

— Ты спасла мне жизнь.

— Мы квиты.

— Уходишь?

Малыш потянул игрушку в рот, с удовольствием ухватил её розовыми дёснами.

— Руал… А помнишь, муравьи?

…До чего тёплым был золотистый песок на речном берегу, под обрывом! В песке этом ползали, обуянные азартом, двое подростков, а между ними, на утрамбованном пятачке, разворачивалось муравьиное сражение. Чёрными муравьями командовала Ящерица, а юный Марран — рыжими… Некоторое время казалось, что силы равны, потом рыжая армия Руала отступила беспорядочно, чтобы в следующую секунду блестящим манёвром смять фланг чёрной армии, прорвать линию фронта и броситься на растерявшуюся Ящерицу.

— А-а-а! Прекрати!

Муравьи взбирались по голым загорелым щиколоткам… Она прыгала, вертелась волчком, стряхивая с себя обезумевших насекомых. Марран сидел на пятках, утопив колени в песке, и улыбался той особенной победной улыбкой, без которой не завершалась обычно ни одна из его выходок…

— Ну и целуйся с муравьями своими! — кричала она обиженно.

— Ну, целоваться я хочу с тобо-ой…

И он набил полный рот песка, ловя её ускользающие, смеющиеся губы, пытаясь удержать вёрткое, как у ящерицы, тело, остановить хоть на миг, почувствовать, как с той стороны тонких полудетских рёбер колотится сердце, колотится и выдаёт с головой её радость, возбуждение и замешательство… Пересчитать песчинки, прилипшие к бёдрам и коленкам, запутавшиеся в растрёпанных волосах…

Куражился осенний ветер. Поодаль ждал Март, её муж, ждал, не замечая судорожно стиснутых пальцев. Ребёнок слюнявил тряпичную куклу.

— Муравьи? Нет, кажется, не помню.

Тучи то и дело перекрывали солнце, и тогда казалось, что кто-то накинул тёмный платок на огромную лампу.

— А… Как ты дразнил меня, помнишь?

…Изумрудная ящерица на плоском камне. Оранжевые бабочки над зелёной травой… Она умела тогда превращаться в ящерицу, и только в ящерицу, и мальчишка смеялся:

— А в стрекозу можешь? А в саламандру? А в дракона?

— Ну, хватит, Марран! Можешь больше не приходить!

Он поймал её и оторвал тёплый, подрагивающий хвостик, повесил на цепочку и носил на шее, ощущая ежесекундно, как он щекочет его грудь под рубашкой…

Она злилась до слёз. Это было раньше, давно, давно, ещё в детстве…

— Нет, не помню, Ящерица. Не помню.

От рощи несло сыростью; Ильмарранену казалось, что он врос в пригорок, врос, заваленный листьями по колено.