Эрик Ластбадер - Воин Заката

— Мой мальчик! — воскликнул сенсей, завидев Ронина. — Как я рад снова увидеть тебя!

Он широко улыбнулся, и в уголках его глаз появились маленькие морщинки.

Ронину стоило лишь раз взглянуть в эти глаза цвета оникса, и он моментально все понял. Он отлично знал, что скрывается за этими тяжелыми веками, оттененными длинными ресницами.

— Проходи, проходи. Садись вот тут, рядом, — Саламандра указал на пустой стул ленивым, немного тяжеловесным движением, приподняв унизанную перстнями руку. Ронин поднялся по широким ступенькам и сел.

Сенсей потянулся за графином и предложил гостю выпить, но тот отказался.

— Как тебе мой атриум? — спросил Саламандра.

— Это так называется? — вежливо осведомился Ронин, оглядываясь по сторонам.

Саламандра рассмеялся грудным низким смехом, который, казалось, переливается в горле. В уголках его глаз опять появились морщинки. Сверкнули белые ровные зубы. Однако глаза его не смеялись.

— Тому назад много веков, когда люди жили еще на поверхности планеты, они возводили дома — такие, знаешь ли, низкие, отдельные друг от друга постройки. И центральная комната в таком доме всегда оставалась открытой: в нее проникали и дождь, и солнечные лучи, а ночью оттуда были видны звезды. Люди обычно собирались там, чтобы расслабиться, отдохнуть, поговорить о приятных вещах, подышать свежим воздухом. Чудесный обычай, ты не находишь?

Его тон неожиданно изменился:

— Ронин, мой мальчик, я тебе тысячу раз говорил, что тебе надо больше читать.

— Но это, если позволите, совершенно невозможно. Не каждый может похвастать такой, как у вас, библиотекой. У нас внизу книги — большая редкость.

В этот момент в дверях показался розовощекий.

— Ты знаком с моим чондрином Воссом, — повернулся в ту сторону Саламандра, причем это был не вопрос, а скорее утверждение.

— Ему, кажется, очень нравятся двери, — заметил Ронин.

Сенсей легонько поерзал на стуле, но взгляд его черных глаз оставался спокойным.

— Мальчик мой, — начал он ровным невыразительным тоном, — в один прекрасный день ты отпустишь подобное замечание в адрес кого-нибудь, напрочь лишенного чувства юмора, но наделенного властью, и у тебя будут крупные неприятности. Восс, между прочим, способен на многое.

Саламандра взмахнул рукой, и чондрин присел в странной позе. Руки его взметнулись. Ронин не уловил движения, но услышал какой-то жужжащий звук. Что-то царапнуло кирпичную стену у него за спиной чуть слева. Ронин обернулся. На стене виднелись две глубокие насечки не далее чем в сантиметре друг от друга, а на каменном полу лежали те самые украшенные каменьями кинжалы, которые еще мгновение назад висели в ножнах на груди и на бедре Восса. Всего лишь доля секунды понадобилась ему для того, чтобы метнуть их через весь зал с потрясающей меткостью.

— У него действительно нет чувства юмора, — заметил Ронин, повернувшись обратно к Саламандре.

Сенсей рассмеялся.

— Меня всегда поражала твоя манера давать мне понять, какие люди тебе не нравятся. — Он почесал нос. — А не нравятся тебе почти все...

Щелкнув пальцами, он отпустил чондрина. Тот подобрал кинжалы и вышел, закрыв за собой дверь.

Саламандра сделал глубокий вдох:

— Ах... ты чувствуешь, какой воздух? Такой он, наверное, был на поверхности лет триста назад. Слышишь, как поют птицы? Узнал? О птицах ты должен знать.

Он взмахнул рукой, и жест — обычно небрежный — сейчас вышел резким.

— Не зря же ты столько всему учился, что-то должно у тебя остаться.

Ронин с трудом заставил себя промолчать.

Рука Саламандры, лежавшая на спинке стула, вдруг угрожающе напряглась.

— Я хочу тебе кое-что рассказать. Ты не был здесь столько лет... С той поры все изменилось.

Он склонил голову набок, как будто прислушиваясь к чему-то неимоверно важному.

— Как здесь тихо, — продолжил сенсей, помолчав. Впечатление было такое, что он просто думает вслух. — Уютно и спокойно. Я потратил немало времени, чтобы все это устроить. Вот эта комната, например. Ее начали сооружать еще в твою бытность здесь. Собрать все, что нужно, доставить, отделать — столько усилий затрачено. С освещением были проблемы, но, как видишь, мы их успешно решили. Но птицы... птицы, мой мальчик! Я уже даже отчаялся. Думал, что с этой затеей вообще ничего не выйдет.

Он опять склонил голову. Сладкозвучное птичье пение заглушало журчание воды.

— Нет, ты только послушай! Не зря я вложил столько сил. Это место дарит мне сказочное наслаждение.

Саламандра умолк. Ронин тоже молчал. Казалось, на них снизошло какое-то мечтательное успокоение.

— А ты изменился, мой мальчик, — проговорил наконец сенсей, как будто очнувшись. — Ты больше не мой ученик. Ты теперь меченосец. Что само по себе уже кое что значит.

— Да? — выдохнул Ронин.

— Это значит, что ты пока еще не напоролся на какого-нибудь саардина, напрочь лишенного чувства юмора.

Саламандра опять рассмеялся. Ему, наверное, нравится слышать свой собственный смех, решил про себя Ронин.

Но внезапно смех оборвался:

— Или все-таки напоролся? До меня тут дошли кое-какие не очень приятные слухи. Похоже, ты оказался не в самой веселенькой ситуации.

Саламандра приподнял бровь, и что-то хищное промелькнуло в его лице.

— Что еще за слухи? — насторожился Ронин.

Сенсей поерзал на стуле.

— Да всякие разные слухи... но мне их хватило, чтобы понять, что ты кое-что подзабыл из того, чему мы тебя тут учили. Фрейдал не доверяет тебе, а это не есть хорошо. — Он принялся изучать свои руки, потом снова поднял глаза. — Он может... гм... немного расстроиться...

Ронин внутренне весь напрягся.

— Я не поэтому к вам пришел.

— Правда? Однако, осмелюсь заметить, тебе все же придется смириться с тем фактом, что ты очень здорово прокололся. Он взял тебя на заметку. Возможно, они за тобой следят. Мне достаточно только...

— Нет.

— Я так и думал, что нет. Я не совсем понимаю, но ладно... — Он пожал плечами. — Может быть, скажешь тогда, зачем ты пришел.

Ронин кивнул.

— Это касается одного колдуна.

Когда Ронин закончил рассказ, Саламандра еще долго молчал. Запах гвоздики, разлитый в воздухе, стал, казалось, еще насыщенней. «Птицы» по-прежнему пели. На стенах влажно поблескивал зеленоватый мох, который здесь выращивали специально. Ронину было немного не по себе. Ему даже не верилось, что все это происходит на глубине в несколько километров под землей. Это странное ощущение оторванности от всего, к чему он привык у себя на нижних этажах, обернулось вдруг пониманием: Саламандра не случайно принял его именно в этой комнате — он хочет сделать ему какое-то предложение.

— Как ты думаешь, — неожиданно спросил сенсей, — почему я могу себе это позволить? — Он развел руками, словно развернул в воздухе огромный веер.