Александр Гейман - Рулетка колдуна

— Так что вот, господа зрители! — заключил Синд. — Буде случится какой праздник или же, напротив, тоска заест в иной зимний вечер — всегда к вашим услугам Ива и Галл. Примите на память от скромных артистов.

Он передал старосте подарок.

— А как же мы их оживлять будем, без вас-то? — спросил староста.

— Очень просто — поставьте в середину на площадку, похлопайте все вместе в ладоши и попросите сыграть вам представление. Будет не хуже нынешнего.

Нечего и говорить, что благодарные зрители напихали в фургон Черника всякой всячины — и сырого, и вареного, и копченого выше головы.

— Хорошая примета, — заявил Синд. — Удачно завершили старую пьесу, значит, и новая должна удаться.

Хорошее настроение было у всех, а вот Дуанти был непривычно задумчив. В дороге, трясясь на ухабах в повозке, он объяснил, что его занимает.

— Хотите верьте, хотите — нет, но я вчера на самом деле был учеником Вианора. Я бы назвал это сном, но только я не спал.

Лицо Синда расплылось в довольной улыбке:

— Вот это, Дуанти, как раз то, что я называю подлинным искусством! Если артист играет по-настоящему, да ещё пьеса написана настоящим драматургом, то…

— Синд, не засоряй парню мозги, — отозвался с места кучера Черник. — Насчет искусства спорить не буду, но вчера было больше этого: Дуанти открыл дверь .

— А это как? — оживился Дуанти.

— А так… Энита, прими вожжи… а так, юные лорды. Ты гостил в другом мире, Дуанти. Сколько, по-твоему, ты там пробыл?

— Мне так показалось — не один день. И Вианор на самом деле учил меня, — правда это было не так, как в твоей пьесе, Синд.

— Этого и не нужно, Дуанти. Представление — это только способ открыть дверь. Мастер Грэм, Вианор не говорил с тобой об этом?

— Да, раза два или три, но как-то вскользь.

— Ну, а про орден Астиаля в Семилене?

— Нет, совсем ничего. Впрочем, отец мне что-то говорил в Эшпоре, но я тогда не вникал в это.

— Что ж, я полагаю, Браннбог и Вианор не будут против, если я открою вам кое-что. Сейчас вы сами кое с чем познакомились и согласитесь, если я назову волшебство умением войти в другой мир.

— Но, маэстро Черник, — возразил Грэм. — Это верно только отчасти. Так и было, когда я жонглировал чашами…

— Да, — вставил Дуанти, — или когда я играл роль в пьесе Синда.

— Но это не подходит к тем куклам, которые Синд оставил нашим друзьям в Кроссвиле. Или, например, к тому, что было со мной в замке Кра.

— Или к тому, что делал Вианор в Ориссе.

— Как раз подходит, — спокойно отвечал Черник. — Просто не всегда это очевидно. В иных случаях больше похоже, будто тот, другой мир прорывается в наш, но это то же самое. Все равно, нужно открыть дверь.

— Дверь для кого?

— Все просто, — терпеливо растолковывал Черник. — Вот, к примеру, куклы, которых мы с Синдом подарили тем фермерам. Эти селяне живут в мире, где куклы сами разговаривать и ходить не могут. Но если они откроют дверь — а Синд объяснил, как это сделать…

— Похлопать в ладоши и попросить сыграть пьесу, — припомнил Дуанти.

— Да, так, тогда наши зрители смогут попасть в другой мир — где эти куклы могут жить сами. Можно сказать, что публика войдет в него и какое-то время проведет там. А можно сказать и наоборот — что этот мир сам проведет какое-то время с публикой, в нашем здешнем мире. Верно и так, и этак.

У Дуанти готов уже был ворох новых вопросов:

— Но как открыть такую дверь? И как долго её можно удерживать? Можно — навечно? И…

— Тра-та-та, — засмеялся Синд. — Хорошо, что у меня рот занят куском грудинки, а то я бы так захохотал, что лошади понесли.

— Дуанти, — невозмутимо произнес Черник, — в поисках ответа на такие вопросы маги проводят всю жизнь. В этом-то вся наука — как именно открыть ту или иную дверь.

— Я лично хотел бы спросить про другой мир, — сказал Грэм. — Это то же самое, что ты назвал сказкой? И ещё — этот мир один или их много?

— Как посмотреть, — отвечал Черник. — Я думаю, ты ещё не раз потолкуешь об этом с Вианором — да и ты, Дуанти, — да и не только с ним, надо думать. Принято считать, что миров много, но иные из высоких магов утверждают, будто волшебный мир один. Много только дверей. В известном смысле «дверь» и «мир» — это одно и то же. Пока ты держишь дверь открытой, существует и мир. Само собой, иные живут совсем недолго, вот как этот…

Жонглер на миг сосредоточился, и вдруг прямо в воздухе повис чей-то полупрозрачный полосатый хвост — по виду, кошачий. Хвост мотнулся туда-сюда, и Дуанти протянул руку, чтобы его потрогать — но хвост тотчас растаял.

— Видишь? Всего несколько мгновений.

— А как же быть с нашим миром, с Анориной? — запротестовал Дуанти. — Черник, неужели Анорина — это чье-то видение или дверь, которую кто-то держит открытой?

— Почему же нет? Может, и так, кто знает. Но положим, Анорина какой-то особый мир, всамделишный, как ты говоришь. У него тоже свой срок, мой дорогой Дуанти, — было начало, будет и конец. И тут нет особой разницы с миром, чей срок — мгновение.

— Но от чего зависит этот срок, маэстро Черник? — спросил Грэм.

— От силы того, кто открыл дверь. И ещё — от того, какая это дверь. И ещё — от чего-то, что мы, простые смертные, безразлично — маги или жонглеры, принцы или сочинители пьес, пытаемся понять всю жизнь.

— Что же это?

— Иные называют это — Закон, иные — Бог…

— Иные красота, — вставил Синд.

— Да, а иные — Дух…

— А иные — любовь, — подала голос Энита со своего места — к разговору прислушивалась и она.

— Совершенно верно, прекрасная сеньорита, — поддержал Черник. — Я называю это Тайной. Конечно, не в моих силах открыть её — ни самому себе, ни вам. Но кое-что вам знать не мешает.

Черник помедлил.

— Что же это, маэстро?

— Вы ступили на путь Вианора, а он — маг. Так что знайте: цель каждого мага — найти свою, личную дверь. Считается, что это завершение Пути.

— То есть, кудесник находит такую дверь, открывает и… — что тогда? — Дуанти просто сгорал от любопытства.

— Что потом — это знает только сам маг, — отвечал Черник. — Насколько мне известно, потом никто не возвращается.

— А чем же это отличается…

Но Дуанти так и не закончил своего вопроса.

— Черник! — раздался голос Эниты. — Черник! За нами погоня!..

Черник выглянул из фургона. Вдалеке над дорогой поднималась пыль и неслись чьи-то крики. Минуту или больше жонглер вглядывался назад и затем распорядился:

— Энита, сворачивай на обочину. Это не погоня, но лошади могут испугаться.

Чего могут испугаться лошади, все увидели достаточно скоро: к ним бегом приближался, пошатываясь и крича, великан. Вперемежку с его криками раздавался свист и звук удара, будто щелкал какой-то большой кнут. Когда великан подбежал поближе, стало видно, что так и было: за его плечами, будто зажатая в чьей-то невидимой огромной руке, взвивалась громадная треххвостая плеть и с силой хлестала его по спине. Великан вопил от боли и время от времени восклицал: