Вера Огнева - Возвращение к себе

- Эта сказка называется Палестиной, девочка. Только это очень страшная сказка, - подал голос Лерн.

- Куда же ход из тупика ведет? - спросил Роберт, отбирая у девушки подвеску и пряча ее на место.

В подвал. Там ступени, темно. Я кинулась назад, а дверь уже на место встала.

Пощупала, у стены камень выдается, как с той стороны. Постояла. Думаю, вернусь, а как заметят, да про дверь эту спрашивать начнут? Что такое, да кто указал?

Господин Миле и так чуть живой был. С лестницы упал. Сколько уже мается!

Герберга эта вместо него своего человека поставила, так мадам Анна слова против ей не сказала.

Смотри-ка только-только оттаивать начала, зарозовела от тепла и сытости, глаза чуть заблестели, и уже осуждает.

На лестнице, у потаенной двери она простояла довольно долго, не решаясь вернуться. Идти в сырую холодную неизвестность было еще страшнее. За тонкую каменную преграду пробивались крики, грохот, истошный женский визг. Скила представила себя там, в зале: угарный чад камина, красные пьяные хари, цепкие грязные руки. Она отступила, чуть не сорвавшись с площадки. Еще немного постояв и успокоившись, девушка нащупала босой ногой ступеньку, за ней другую. Цепляясь рукой за влажную стену, она добралась до самого низа, обогнула выступ и оказалась в узком помещении. Сверху сквозь заросшие травой щели пробивался скудный свет. Пыльные сумерки подземелья позволяли кое-как осмотреться. Дальний конец узкой не комнаты даже - щели, терялся в темноте. У внешней стены были свалены ящики и бочки. Внутренняя стена отгораживала ход от жилого подвала.

Ширина коридора - шага два. Скила перекрестилась и пошла вперед. Вскоре потолок стал понижаться. В темноте она вытянула руку и нащупала неровную, со следами затесов стену. От одной до другой стены - раскинуть руки человеку. Вырасти она среди дворни и наслушайся с детства рассказов о бесплотных обитателях замковых подземелий, может и испугалась бы, а там и вернулась, переждать пир в сумрачном зале. Но она жила в лесу, и обычной рыси боялась гораздо больше нежели сказочного тролля, которого в жизни не встречала. В подземелье взяться зверю неоткуда. Реальной опасности девушка не чуяла, а значит, побрела, держась за стену и нащупывая озябшей ногой пол. Шагов через пятьдесят, коридор свернул вправо. Сразу за поворотом она услышала шум бегущей воды. Коридор закончился узким лазом - только на четвереньках проползти, в конце которого беглянку принял развесистый и до невозможности колючий куст шиповника. Внизу шумела речка. К воде спускались уступы и уступчики. Прыгая с камня на камень, потом по пояс в воде Скила добралась до переправы. На том берегу ее встретил родной лес.

- Вот это - подарок! - Лерн стукнул себя кулаками по коленям. - Милая, с меня серебряная марка, за добрую весть.

- Говоришь, ход там прямо в жилые покои? Это - хорошо, - усмехнулся Гарет.

- Люди добрые, что же вы…

- Погоди пугаться красавица, - окончательно развеселился Лерн. - Не думаешь же ты, что мы разбойники? Или похожи?

- Еще как! - Скила, между прочим, не шутила.

Лерн остался с Робертом у костра. Остальные перебрались в тесный шатер. Девушку перенесли на попоне.

- Рад, да? - ехидно осведомился друг.

- Согласись, это - выход.

- А если ты даже замковый мост пройти не сможешь? Всадят вам с Гаретом по стреле за воротник…

- Ты сам-то веришь в то, что говоришь?

- За дорогу я уже такого насмотрелся: спать стал плохо и все время оглядываюсь.

В Святой земле всякое случалось, да что я тебе рассказываю, сам знаешь. Но это - там.

- Здесь, значит, такого быть не может? Когда там люди Роберта Нормандского деревушку вырезали от младенца до старика это - нормально. Гроб Господень все спишет. А когда дома озверелая шайка, используя боевой опыт, чужой замок к рукам прибрала - злодеяние?

- М-м-м, - Лерн застонал как от больного зуба.

- Я уж тебя добью, чтобы не мучился и не делил на там и здесь: кишки, мой друг, у всех одного цвета, что у сарацина, что у баронета Лебарского.

- Как с этим жить?

- Привыкай, - жестко поставил точку в разговоре Роберт.

Хаген, Марк и Лерн оставались. Скила кое-как поднялась утром, но далеко уйти или уехать верхом не смогла бы. Да и нужды в том не было. Еще вчера вечером Роберт настоял: в замок идут они с Гаретом - от этого отвязаться не удалось - остальные выжидают, наблюдают… в общем, сообразят, что делать.

- Матери твоей что передать? - спросил Гарет девушку.

- Скажите, у меня все хорошо, с надежными людьми осталась.

- А поверит?

- Ой, и правда!

- Ты, вот что, ты место укажи, где ее ждать будешь, а я уж ей шепну потихоньку.

Найдется такое?

- Да в хижине у холма же. Никто кроме нее туда дороги не знает.

- Скила, - Роберт наклонился в седле, - в деревне какие настроения?

- Плохо. Боятся все. Хоть и скота нагнали - у каждого, почитай теперь корова есть - а все равно боятся.

На помощь сервов, с одной стороны запуганных, с другой - купленных, рассчитывать таким образом не приходилось.

Лерн вызвался проводить. После вчерашнего разговора, за все утро он рта не раскрыл. И - Слава Богу, поднимать сейчас в душе старую муть Роберту не хотелось.

Однако на долго друга не хватило, уже на спуске с седловины он подал голос:

- Роберт, ты не знаешь, откуда родом Анна?

- Из Верхней Шампани. Младшая дочь барона Шаде.

- Вот это - да! - присвистнул Лерн.

- Ты с ней знаком?

- Представь, Шаде дальний родственник моего кузена Бодуэна. Я тебе рассказывал - мое детство прошло у двоюродного деда. Когда Анна с матерью прибыли в Генегау, я обретался у преславного родственника в качестве оруженосца его среднего сына.

Толи их пригласили, толи они путешествовали и по дороге завернули к деду. Не знаю. Ехали они вдвоем. А теперь представь: вместо того чтобы с другими оруженосцами сопровождать рыцарей на охоту, меня, - за провинность, надо полагать, догадался Роберт, - оставляют в замке с девчонкой, чтобы я эту пигалицу развлекал. Девчушка маленькая, остроносенькая. А я уже на фрейлин заглядывался тогда… и не только заглядывался. Платьице на ней старое. Глазки опустила и все вздрагивает. Слово скажу - вздрогнет.

Я ее по замку провел, по стене выгулял. До того надоело! Иду, окрестности ей показываю, а сам только и думаю, как бы удрать. В саду она немного ожила, заговорила. А мне не до разговоров, сам понимаешь. У покойной графини, двоюродной бабушки за заборчиком был разбит розарий. Ход туда всем кроме графа и ближайших фрейлин был строга настрого заказан. Сейчас-то розами меня не удивишь, в южных краях каких только цветов не встречал, а тогда, даже мы мальчишки-сорвиголовы бегали потихоньку на эти диковинные цветы смотреть сквозь изгородь. Ну, думаю, сейчас покажу ей чудо, с рук на руки сдам бонне, и был таков. Подвел. Она ручонками в досточки ограды вцепилась, смотрит, смотрит, а потом, веришь, до сих пор забыть не могу, глаза на меня подняла и спрашивает: 'Это - Рай?'. Как морозом по коже…