Олег Авраменко - Хозяйка источника

Еще некоторое время я сидела, прислушиваясь к своим ощущениям. Затем встала и медленно прошлась по комнате. Теперь нас с братом разделяла бесконечность, и я чувствовала себя как после анестезирующего укола. Это уже что-то новенькое! Если в Безвременье присутствие Брендона было статическим, то сейчас — отстраненным, дистанцированным. Давление его эмоций ослабло до такой степени, как если бы он спал глубоким безмятежным сном. Образовавшуюся во мне пустоту мигом заполнили мои собственные эмоции. Я обрела больше самостоятельности — и познала горечь одиночества.

Первым моим порывом было позвать брата, восстановить нашу прежнюю тесную связь, однако я сдержалась. Без сомнения, Брендону тоже приходилось несладко, но он не звал меня, видимо решил обойтись своими силами. И правильно сделал, молодчина. Бесконечность подвергает нас суровому испытанию, и мы должны с честью пройти через него. Быть может, это наш билет в будущее, тот самый шанс, которого мы давно ждали… Впрочем, не буду излишне обнадеживать себя. Поживем, увидим.

Очень скоро мое терпение иссякло. Я не привыкла к внутреннему одиночеству, для меня оно было вновe. Мне стало неуютно, я чувствовала себя покинутой и забытой, меня охватила паника. Но и тогда я не позвала Брендона — отчасти из упрямства, отчасти из принципа. Пусть он первый отзовется, проявит слабость, попросит утешения; пусть о н обратится ко мне за поддержкой, а не я к нему.

Брендон не отзывался. Он тоже пошел на принцип; началась наша любимая забава, вроде перетягивания каната — кто кого перетерпит.

Ну нетушки, я не сдамся! Обычно в таких играх я оказывалась сильнее Брендона и на сей раз не уступлю, хотя он и находится в более выгодном положении, чем я. Вместе с ним Артур, вскоре он получит поддержку от мамы и деда Януса, а у меня есть только Пенелопа — да и та сейчас витает в облаках. Точнее сказать, под сводами собора святого Андрея Авалонского. После посещения Чертогов Смерти малышка Пенни не на шутку загорелась идеей создать шедевр, который прославит ее имя в веках. Правда, пишет она не злобных чертей и страждущих грешников, а вдохновенные лики святых, ангелов и угодников, но, по мне, невелика разница.

Чтобы скрасить свое одиночество, я решила наведаться в собор и поприсутствовать на энном акте представления, то ли комедии, то ли фарса, пользующегося бешенной популярностью у жителей Авалона, особенно у мужской половины. Ежедневно толпы горожан, в одночасье ставших чересчур набожными, приходят помолиться, получить отпущение грехов и между делом поглазеть на сестру короля в запачканной робе, с кистью в руке и очаровательными мазками краски на лице. Уж если кто из нас счастлив по-настоящему, так это, безусловно, Пенелопа. Она обрела свой Дом и моментально стала в нем всеобщей любимицей, даже как-то оттеснив Дэйру на второй план. Я всегда считала Пенни прелестной девочкой, однако не думала, что у нее такой сильный дар привораживать людей — несомненно, унаследованный от Юноны. Впрочем, здесь нечему удивляться. В Экваторе Пенелопа была, прежде всего, дитем греха, и на этой почве у нее развились сильные комплексы, но она оказалась достаточно умной и волевой, чтобы избавиться от излишней закомплексованности, когда обстоятельства переменились. Теперь уже ее не волнует, что рано или поздно правда всплывет наружу и ее происхождение станет достоянием гласности. При любых обстоятельствах она сможет сохранить свой авторитет, свое влияние, свою популярность. В последнее время Пенелопа подумывает, не пустить ли самой этот слух; ей порядком надоело жить во лжи, пусть и маленькой, а еще больше ей хочется не таясь называть Артура отцом. Но я советую немного подождать, пока Артур не приведет своих "подсадных уток" — кто-нибудь из них обязательно проболтается.

Едва лишь выйдя из покоев, я изменила свое первоначальное решение и передумала идти в собор. Мой кислый вид мог на весь остаток дня испортить Пенни настроение, она очень чувствительная к таким вещам. Ну, а я, хоть и злюка, вовсе не эгоистка. Я не хотела мешать Пенелопе творить свой шедевр и лишать авалонцев их любимого развлечения.

Бесцельно блуждая по дворцу, я наткнулась на группу рабочих, которые с испуганным видом протягивали электрическую проводку для освещения коридора. Ими руководили Алан МакКормак и Эрик Маэлгон, неразлучная парочка, мои подопечные, а последний также и мой поклонник. МакКормак доложил мне, что час назад одного из слуг ударило током, когда тот пытался зажечь от лампы свечу (к счастью, не убило), посетовал на царящее вокруг невежество (хотя сам с трудом понимал закон Ома), затем с бухты-барахты поинтересовался, не видела ли я сегодня Бронвен. Я сказала, что не видела, и мысленно посочувствовала ему. Вот уж угораздило его так неудачно влюбиться. Две недели назад он обратился к Бронвен с предложением руки и сердца, но услышал в ответ только смех. Смех не издевательский, а горький. Что ты сделала с нами, Диана?..

Во время нашего с МакКормаком разговора Маэлгон молчал и лишь глупо улыбался, глядя на меня собачьими глазами. Менее проницательный наблюдатель на моем месте решил бы, что он строит из себя идиота, но я знала, что это не так. Его тоже угораздило и тоже неудачно. Бедные ребята! Неразлучная парочка неудачников…

Со мной связался Морган Фергюсон и сообщил, что Артур, Брендон и Дана уже в Экваторе. Я вежливо ответила, что знаю. Впрочем, он знал, что я знаю. Просто ему хотелось поболтать со мной, вот он и воспользовался предлогом. Я не имела ничего против и пошла к нему. Морган, хоть и редкостный нахал, совсем неплохой парень, очень интересный собеседник.

Я застала Фергюсона в августейшем обществе королей Готланда и Атлантиды и его светлейшего высочества князя-протектора Галлиса. Эти трое, едва лишь прослышав о Формирующих, не замедлили явиться в Авалон, чтобы променять абсолютную власть на вечную молодость и могущество. Артур с большой помпой принял от них присягу верности, засадил своих новых вассалов за книги, а себя провозгласил императором Нового Света. Объединение мира под сенью нашего Дома шло своим чередом. Приблизительно через месяц ожидалось прибытие нескольких европейских правителей с аналогичными намерениями. Перед соблазном фактического бессмертия не могло устоять никакое честолюбие.

При моем появлении гости Моргана заторопились. Почему-то многие считали, что у нас роман, а мы не спешили никого разубеждать. Лично мне это было на руку — авторитет Фергюсона ограждал меня от попыток ухаживания со стороны других мужчин. Правда, до недавнего времени Морган имел дурную привычку распускать руки, когда мы оставались наедине, все норовил потискать меня, за что я награждала его пощечинами, а он получал наслаждение и от того, и от другого. Однако с тех пор как он искупался в Источнике, мы стали просто друзьями.