И. Пфлаумер - Проклятие Марены

Шторм строго дозировал продукты, поэтому к боли в ногах добавлялось чувство голода. Оно прекрасно вписывалось в гнетущую атмосферу похода.

Не знаю, сколько времени мы шли — бесконечная ночь не позволяла ориентироваться. Дни и ночи слились в одно постоянное движение вперёд. В какой-то момент синева на горизонте стала плотнее и превратилась в горы. Они увеличивались с каждым шагом — огромные ледяные валы, покрытые поблёскивающим в свете луны снегом.

Мы остановились у подножья, перекусили и немного отдохнули. Шторм начал исследовать снежный покров, я упала на спальник, и едва коснулась головой грубой ткани — тут же задремала. Сны мои, так же как и часы бодрствования, были наполнены тянущим чувством беспомощности и тоски.

Разбудили меня голоса Шторма и Одноглазого, сосредоточенно разгребавших снег у основания горы, как раз там, где тень от луны образовывала чёрный провал. Неожиданно раздался странный, постепенно нарастающий звук — он напоминал скрип, с которым раскалывается орех. Треск становился всё громче, казалось, от него шатается земля. Я зажала голову руками, пытаясь защитить барабанные перепонки в ушах, лошади заржали и сорвались с места — даже Шторму не под силу было бы их остановить.

Треск подходил всё ближе и, в конце концов, вырвался из горы, подняв в воздух снежную порошу, белый покров треснул и разошелся в стороны. Под ним оказался проход поднятые льдины, словно острые зубы, окружали чёрную пасть. Она скалилась тёмным провалом, и эта улыбка не предвещала ничего хорошего.

— А лошади вдаль унеслись… — Одноглазый довольно фальшиво пропел строчки из известной воровской баллады и присел на кусок льда.

— Вернутся через пару часов, — пообещал Шторм, доставая из сумок факелы.

— Это он и есть? Ледяной замок северной колдуньи? — Ройко сунулся в проход, но тут же вынырнул обратно. — Темновато там.

— Хочешь остаться здесь?

Вместо ответа Ройко стал натягивать на спину дорожный рюкзак.

— Внутри должны быть ловушки, — предупредил Шторм. — На карте их, скорее всего, нет, так что пойдём на свой страх и риск. Ступайте осторожно, глядите в оба.

Мы взяли снаряжение и начали спуск. Сначала приходилось протискиваться по одному, вжимаясь в ледяные камни, но потом проход стал шире. Несколько часов спустя ледяные стены сменил камень. Наверное, он и раньше скрывался где-то подо льдом, а сейчас, постепенно, освобождался от прозрачных оков. Тени от факелов танцевали на камнях, покрытых изморозью, причудливые тёмные рисунки скользили по застывшим стенам. Эти пещеры были совсем не похожи на те, в которых обитал Кулак. Пористый желтый камень пещер Кулака казался уютным и даже милым в сравнении с тёмными, почти чёрными каменными глыбами. Постепенно белых разводов на стенах становилось всё меньше — мы погружались вглубь. Спуск становился всё более крутым, приходилось упираться в стены, чтобы не соскользнуть и не сломать себе шею. Звук шагов убегал вперёд, разгоняя холодный, затхлый воздух.

В месте, где проход расширялся настолько, что получилась большая комната, мы решили сделать привал. После огромных, засыпанных снегом просторов северного острова, маленькая пещера казалась безопасной, тёплой и уютной. Впервые с тех пор, как мы сошли с корабля, захотелось потрепаться обо всём подряд, услышать знакомые голоса. Уже две недели всё общение свозилось к фразам «привал», "подъём" и "не забудь рюкзак". Одноглазый вытащил из заплечной сумки сушняк и занялся костром, рассказывая очередную байку. Откуда он столько их знает? Придумывает, что ли… Однако, попробуй только намекни ему, что всё рассказанное — брехня. Обидится надолго и всерьёз.

Ройко достал котелок и подвесил его над огнём. Монах с Вердо по очереди прикладывались к фляжке с самогоном, чтобы согреться. Здесь, в пещере было гораздо теплее, чем наверху, но для любителей сивухи любой повод подойдёт. Шторм развалился на пуховом спальнике и думал о чём-то своём, наблюдая за танцем искр.

Через несколько минут Ройко заварил ароматный чай. По пещере поплыл чудный запах трав и специй. В этом деле с вором не мог сравниться даже Монах, знатный травник.

— Парниша, вот всё хотел спросить — кто тебя научил такие чудные отвары делать? Я такие пивал в доме знахарки одной, что в Чернолесье, недалече от Тирита жила. Но та бабка такая ветхая была, гнутая как подкова, что нос до земли доставал. Видать, так она травы и разглядывала, а у тебя-то откуда такое уменье?

Одноглазый зачерпнул железной кружкой ароматное варево и тут же получил по рукам.

— Раньше пивал и вопросов не спрашивал, чего это ты вдруг?

— Да вот, думаю, получу своё золотишко — да открою харчевню. Коли выдашь секрет — на поваре выгадаю, а если нет — придётся тебя с собой брать!

— Вот дела у меня другого нет, кроме как на Одноглазого батрачить! — рассмеялся Ройко. — Я, может, игорный дом открою, да тебя в распорядители возьму. Будешь на благо заведения вкалывать. Как тебе такой план?

— Думается мне, тяжко нам будет к мирной жизни привыкнуть, а? Законы там разные соблюдать… Или кто из вас собрался дальше грабежами промышлять? Вот ты, Шторм, чего делать будешь?

Шторм открыл глаза, и перекатился на бок.

— Вернусь в Ганарию. Ферму куплю, буду лошадей разводить…

— Не, а я здесь, в Ромнии останусь, — мечтательно протянул Ройко. — Куплю домишко в городе, в богатом квартале, может, дело себе найду не совсем незаконное.

— Не совсем незаконное? Привычка — вторая натура, — усмехнулся Одноглазый, извлекая из сумки хлеб и солонину.

Ройко разлил чай по кружкам, мы перекусили и отдохнули. Идти дальше не хотелось даже мне. Здесь было тепло, уютно и безопасно, а впереди нас ждали ловушки, засады и, может быть, смерть. С такими прогнозами на будущее торопиться совсем не хотелось. Но Шторм скомандовал подъём, лагерь собрали и снова отправились в путь.

Туннель то расширялся, то сужался, иногда приходилось ползти на четвереньках. Казалось, стоит чуть пошевелиться, толкнуть камень — и гора обрушится, подмяв наши тела под себя. Холодные камни больно впивались в ладони, несмотря на перчатки.

Неожиданно в конце хода появился свет. Тусклое голубоватое свечение было едва заметным в пламени факелов, но чем ближе мы подходили к его источнику, тем ярче оно становилось. Луна на поверхности не могла светить так ярко, значит, мы вышли не на поверхность. Шторм затушил свой факел — больше в пламеннике не было нужды. Остальные последовали его примеру.

Ход закончился. Мы вышли к обрыву — а внизу раскинулся старинный замок, словно сотворённый стеклодувом-великаном. Стены сооружения чуть подсвечивали, разгоняя темноту. Тёмные каменные своды пещеры терялись где-то вдалеке.