И. Пфлаумер - Проклятие Марены

Я с такой силой сжала кулаки, что на ладонях остались красные отметины. Мне снова повезло — ни одного клейма на теле Шторма не было. Доктор снова предложил мне выйти, и я ещё раз отклонила его предложение, продолжая изображать наивную дурочку.

— Понимаете, доктор, Хельди — он, ну, он такой… Он немного несдержанный, вспыльчивый, да ещё и ужасный волокита. Он мне вроде дядюшки, но это же не значит, что я не могу знать о его недостатках! Так вот, знаете, когда он не пришел ночевать, я подумала, что он наверняка у… ну, у женщины. В этом нет ничего удивительного, я так думаю, он холост и вообще…

Доктор уже перевязал сломанную руку, снял бинты и осматривал рану на ноге. "Догадается или нет?" — раздумывала я, не прекращая болтовни. Конечно, я не думала, что богатый, известный доктор с солидной клиентурой, в своей жизни часто видел раны от боевого топора или алебарды, но в любом случае, я очень сильно рисковала.

— Сначала, когда этот бродяга привёз Хельди, я тоже подумала, что это ограбление, но потом… Нет, ну зачем грабителям так издеваться над жертвой? Ведь это же нелогично! И поэтому… Даже не знаю, как вам сказать…

Я замялась и уставилась в пол. Рука моя, против воли, вцепилась в руку Шторма.

— Продолжайте, продолжайте, — ободрил меня доктор. — Я вас внимательнейше слушаю.

— Я думаю, что муж какой-то дамы просто нанял головорезов, чтобы они проучили Хельди!

Эту фразу я почти выдохнула, но тут же, заикаясь, продолжила.

— Вот почему, доктор, я бы не хотела, чтобы кто-то узнал о произошедшем, понимаете? Для нас будет гораздо лучше, если все будут думать, что это было ограбление.

В комнате стало тихо-тихо. Доктор достал из чемодана кожаные ремни, и я едва сдерживала себя, чтобы не зажмуриться.

— Знаете, леди Гиана, вы на удивление здравомыслящая девушка. Действительно, пусть будет ограбление. Сейчас я буду зашивать раны, может быть, вам будет лучше уйти? Просто пошлите мне человека, который будет ухаживать за вашим опекуном — и я дам ему некоторые наставления.

— Я останусь.

Толстячок пожал плечами и начал привязывать Шторма к кровати.

— Ой, а зачем вы это делаете? — естественно, я прекрасно знала, зачем тяжелораненого привязывают к кровати перед тем, как приступить к операции, но доктор о моих обширных познаниях догадаться был не должен.

— Господин Хельди — довольно крупный мужчина. В момент операции он может очнуться и от боли, не контролируя себя, причинить вред не только себе, но даже нам с вами.

Теперь я молилась, чтобы Шторм не очнулся. Однажды мне зашивали раненное бедро, и я была в сознании с того момента, как игла первый раз вошла в моё тело, до того, как монах завязал последний узел. Этого не пожелаешь и врагу, разве только Холлу — но он не в счёт.

— А в городе совсем нет магов, способных исцелять?

— Увы, нет. После битвы под Панарией маги стали большой редкостью. Лечебная магия и раньше-то встречалась не часто, а во время войны король объявил мобилизацию, почти все маги отправились на юг. Те, кто не погиб, в большинстве своём остались в столице, так что мы тут стараемся обходиться своими силами.

Я вздохнула. Процесс выздоровления Шторма затягивался на неопределённое время.

— Ну вот, я почти закончил. Кто будет ухаживать за раненым?

— Я.

— Вы? — глаза у доктора снова округлились.

— Мы с Хельди очень близки, и я не могу доверить это кому-нибудь другому. У нас, на востоке, за мужчинами всегда ухаживают женщины из семьи!

Последний аргумент, казалось, удовлетворил толстячка, и тот достал из необъемного портфеля несколько банок.

— Хорошо, тогда запоминайте. Вот эта синяя жидкость, настойка… — он осёкся. — Впрочем, зачем вам это знать. Значит так, вот этой синей жидкостью нужно поить больного. Одна столовая ложка утром, одна вечером.

— Но он же без сознания?!

— Заливайте в рот, что я тут могу сказать. Вот этой жирной мазью нужно смазывать швы. Вы уверены, что справитесь?

Я начинала злиться, но заставила себя улыбнуться и, хлопая глазами, убедить доктора в твёрдости своих намерений.

— Перевязку нужно делать каждый день. Лучше утром. Сняли бинты, смазали швы, наложили бинты. Возможно, господину Хельди будет несколько неприятно, когда бинты будут снимать, но пусть потерпит.

"Несколько неприятно!" — повторила я про себя. У доктора, оказывается, есть чувство юмора. Да даже Шторм будет орать, как резанный.

— Если начнётся горячка, обтирайте… — доктор снова осёкся, оглядел меня с головы до ног, неодобрительно покачал головой, но продолжил. — Обтирайте его водой с добавлением вот этого порошка. Нужна всего одна щепотка на ведро, это очень сильное средство.

— А горячка может и не начаться?

Доктор вздохнул.

— В вашем случае я бы на это не рассчитывал. Если на третий день не спадёт — снова вызывайте меня. Я в любом случае навещу вас чрез неделю, посмотрю, как идёт процесс выздоровления, но если что — я всегда к вашим услугам. И ещё — если он начнёт метаться в горячке, вам придётся его снова связать. То есть не вам лично, конечно, но связать всё равно нужно.

Мы с доктором мило распрощались, и я вернулась к Шторму. Метаться по постели он начал через два часа.

Это были тяжелые три дня, но я не могла сказать, почему. Мне и раньше приходилось не спать сутками, но я никогда не уставала настолько сильно. Шторм не приходил в сознание. Он метался по постели и стонал — не кричал, а именно стонал. Иногда он затихал ненадолго, но воцарявшаяся в комнате тишина была гораздо хуже его стонов. Я постоянно проверяла, дышит он или нет. На третий день пришел доктор и сказал, что рана на ноге воспалилась. Нужно было вскрывать. Инструменты поблескивали в свете солнца, было в этом что-то ненатуральное — яркий, солнечный день, блестящие инструменты, привязанный к кровати Шторм и воспалённая рана, прикрытая коркой запёкшейся крови. Заставить себя смотреть на это я не смогла. Смотрела куда угодно — в окно, на пустой камин, на заросшее жесткой щетиной лицо Шторма, только не на руки доктора, только не на его блестящие инструменты.

Доктор прочистил рану, смазал чем-то и снова зашил. Сказать мне что-то утешительное он не мог — похоже, он и сам уже не надеялся на счастливый исход.

Всё происходило будто во сне, я передвигалась как сомнамбула, делала что-то и, наверное, даже что-то говорила, когда-то ела.

Через день после того, как рану вскрыли, очистили и снова зашили, Шторм разорвал ремни. Я проснулась от звука лопающейся кожи и вцепилась ему в руки, не позволяя двигаться. Кажется, я кричала что-то вроде: "Если ты не придёшь в себя, я тебя убью!".

На пятый день меня разбудили слова: "Похоже, мне надо побриться!" Наверное, это был первый раз в моей жизни, когда я была рада слышать голос Шторма.