Дмитрий Щербинин - Пронзающие небо

* * *

Стуженая, только каким–то волшебством не превращающаяся в лед вода темнела с каждой минутой, темнели и ледяные стены и купол над которым громоздились, переливая в своих глубинах отражениях звезд, все более и более высокие скалы. Ледяная пещера в которой распрощались они со Снегурочкой давно уже скрылась за поворотом туннеля по которому они плыли. Впереди же тьма и холод сгущались, и ничего не было видно.

Вот лодочка вынесла их в новый, большой, судя по гулкому эху под невидимыми во тьме сводами и дальними закоулками, грот. По мере продвижения вперед из этого марева выступали силуэты поднимающихся со дна причудливых, изогнутых, ветвистых арок и колонн – в полумраке они казались черными, словно бы каменными, такой же была и вода, в которой время от времени плюхались какие–то массивные тела, раз вода всколыхнулась тяжелыми волнами. Рыба с изумрудным плавником, которая везла их лодку, отдернулась, да так резко, что стоявший у борта Вихрь едва не полетел в воду.

Но вот из марева выступил берег: тоже ледяной, гладкий, черный…

Все они выбрались на берег и осторожно стали пробираться от черной воды.

Ледяная лодка развернулась и канула в призрачном, растворяющем мареве.

Они прошли еще несколько шагов и замерли – им послышался какой–то звук… Нет – это только капли тяжело, словно камни, падали на воду: «Бух–бух–бух!».

Близко – уже совсем близко…

Взявшись за руки, они шли среди леденящего марева – от этих тёмных, зловещих стягов трещала кожа, гудела голова, из этого мезнущего, иногда издающего скрипучий стон воздуха тянулись к ним усеянные когтями лапы, изогнутые клыки, пучились застывшее, холодные, безжалостные глазищи. И все они, хоть и были лишь глыбами льда – все они двигались, шевелились…

Когда они проходили под двумя большими колоннами похожими на арки, за которыми еще больше сгущалась тьма, Алеша с жадностью, стараясь впитать в себя каждую ее черточку, посмотрел на Олю. И она посмотрела на него своими огромными глазами, похожими на два ведущих в мир иной озера; вся озаренная изнутри светом, который бил из сильной ее, все время в небо устремленной души. Губы её едва заметно шевельнулись… Такой Алеша ее и запомнил…

Потом поток времени подхватил Алешу, и поволок неукротимо в страшную муку…

Лицо Оли в одно из этих стремительных мгновений, в каждое из которых жаждал Алеша вцепиться, преобразилось, сделалось грозным и даже льющийся из ее души свет стал зловещим: она по прежнему оставалась прекрасной.

– Алеша, осторожно!

Со стоном, преодолевая мучительную боль, перед ужасом неукротимо надвигающегося, Алеша резко оторвал от нее взор – словно бы из себя что–то вырвал, и увидел как летит на него из тьмы, что–то белое, сияющее новым сковывающим могильным холодом, с клыками похожими на орудия смертных пыток.

Страдающий – он выставил вперед руки, готовый к смерти, но вот между ним и ледовым зверем метнулась тоненькая, стройная фигурка, с распустившимися, русыми волосами.

– Оставь его…! – успела только молвить она, а в следующий миг чудище уже налетело, и вонзило ледяные клыки, предназначенные для Алеши в ее сердце.

Пламенная кровь вспыхнула на льду и зверь с ледяным серцем заурчал.

– Нет! – утверждающе закричал Алеша, – Нет! – повторил он, налетев на зверя.

По его мнению все еще можно было поправить – можно было уцепиться за летящие мгновенья, проползти по ним назад во времени, словно по лестнице, и вернуть, исправить то, что произошло.

Зверь отпихнулся от Алеши как он назойливой букашки, он разодрал его правую руку от плеча, вырывая мясо до кости, отбросил к стене и склонился над лежащей без движения Олей.

Безмолвно, словно стрела яростного пламени, сверкнул Жар, он вцепился в глотку зверя, и молча стал драть ее: брызнула темная холодная кровь, и Жар рванулся вверх, вцепился когтями в ледяные глаза зверя, разодрал их…

Чудовище ревело от этой неожиданной боли. Оно слепо схватило Жара своими передними лапами, на задние же встало, поднявшись метров на пять и отделило голову Жара от туловища…

Налетел Вихрь, с разгона ударил копытами в оттопыренное белое пузо чудовища, и то с ревом, словно скала, рухнуло на лед, увлекая за собой и Вихря, переламывая ему хребет – от падения этого все вокруг задрожало, затряслось.

А Алеша, ничего вокруг не видя, с глазами темными, страшными, кинулся на чудовище, вцепился в его вздрагивающую, исходящую ледяной кровью, разодранную Жаром глотку, и заорал с силой чудовищной, с великаньей силой:

– Отдай мне ее! ОТДАЙ МНЕ ЕЕ! ТЫ… – что–то лопнуло в его горле, хлынула кровь, но и захлебываясь ею, в душе своей он по–прежнему орал: " – ОТДАЙ МНЕ ЕЕ!» – от этого крика, если бы только мог он вырваться из души в воздух, разрушились бы горы, поднялась бы на море буря и сокрушила бы твердь земную…

Но время было неукротимо, ничто не могло остановить его вечного хода, и ушедшие мгновенья, и то что в них произошло, улетали куда–то из нашего мира, улетали безвозвратно, и оставляли после себя одни только воспоминания и боль…

Наконец Алеша оторвался от ледового зверя и сам, словно зверь, метнулся к Оле – она лежала недвижимая, вся одетая в небесную белизну и только у сердца ее, словно кто–то положил горсть ярко–красной рябины… Из надорванного Алешиного горла вместе с кровью рвался захлебывающийся, беспрерывный, демонический, волчий, вой. Эта боль была слишком велика, она раздирала его раскалеными щипцами, вырывала глаза, которые и так ничего не видели – только ЕЁ…

Как хотелось вернуться ему назад: куда угодно, в какую угодно часть их пути – только рядом с ней, это было бы для него величайшим счастьем – вновь пережить все пережитое, но только бы ОНА была жива… А боль все нарастала и он закричал чудовищным криком:

– ОЛЯ, ГДЕ ЖЕ ТЫ?!!! ОЛЕЧКА!!!

Слезы, смешиваясь с кровью текли по его щекам, падали на лед…

В глазах все больше и больше темнело и тогда он почти с радостью понял – это конец его пути, ничего не будет дальше, только холодный покой и безмолвие…

Олино лицо растворилось во тьме, и он почувствовал, что падает в бездонную пропасть. Из горла его раздался мученический стон, в котором едва кто–либо смог бы разобрать два слова:

– Прощай… жизнь…

* * *

Он вновь видел вокруг бледное свечение сгущающиеся впереди во тьму, в лицо его дул сильный ветер и над всем этим поднимались в бесконечность одетые солнечным светом врата.

Здесь, во владениях Снежной колдуньи два мира слились в единое, причудливое полотно.

– Нет! Нет! – кричал в душе своей Алеша, – Я не хочу ничего этого теперь. Ненужен мне мир снов купленный такой дорогой ценой! Ничто никогда не принесет мне теперь счастье! Ничто: ни родина, ни сны не залечут этой раны, и боль эта слишком страшна… я скоро просто сойду с ума… Оля!… Оля!…