Дмитрий Щербинин - Пронзающие небо

– Как тебя зовут? – вопрос вырвался разом у обеих.

Краснокожий мальчик назвался Чунгом.

– Какое странное имя! – удивился Алеша.

– Ничуть не странное. – ответил Чунг. – А вот тебя, действительно, странно назвали – Агеча.

– Алеша, – поправил его Алеша.

– Агеша.

– Алеша!

– Алеча.

– Ну ладно, – махнул рукой Алеша, – называй меня Алечей, только объясни, что это за место? Как я сюда попал и как мне вернуться домой?

Говоря это, он поспешил отойти от Мертвого моря.

Чунг не отвечал, зато он подошел к Алеше, и дотронулся до его груди, где леденил медальон.

– Тебе ведь тоже повстречалась снежная колдунья?

– Ну, да. – проговорил Алеша.

– И ты здесь в первый раз?

– Ну да. А ты?

– Второй…. Вижу, ты ничего еще не понимаешь… Слушай – прошлый ночью, не успел я сомкнуть глаз, как оказался на этом берегу. Одет я был в ту же одежду в какой лег спать, то есть, в одну только повязку и от холода к утру совсем продрог…

– Так здесь бывает рассвет? – перебил рассказчика Алеша.

– Нет, здесь ничего не бывает… я не знаю, что это за место – быть может, преисподняя, но здесь все мертво и недвижимо, и вот уже вторую ночь, вместо того чтобы спать, я оказываюсь здесь.

– А ты видел, как я здесь появился? – спросил Алеша.

– Да, – отвечал Чунг. – я бегал по этому берегу, хотел согреться, и увидел, как появилось белое облачко. Потом оно рассеялось и появился ты… сначала я испугался, решил, что ты чародей…

Стало холоднее и Чунг завертелся на месте, подпрыгивал, приседал – пытался согреться, но тщетно.

– Так вот, – не прекращая движения, стремительно носясь вокруг Алёши, продолжал Чунг. – мы теперь вдвоем, а вдвоем всегда легче, нежели одному. И вдвоем мы начнем свой путь.

– Что? Куда идти то? – недоумевал Алеша.

– Ты, значит, еще ничего не понял. – печально улыбнулся Чунг.

– А что я должен был понимать?.

– А то, что каждую ночь отныне ты будешь переноситься в этот мир. Ведь взамен своих снов ты получил вот это… – Чунг на мгновенье остановился, обвёл беспальцей ладонью окружающую местность, и тут же продолжил носиться. – Вчера, Алеча, я тоже надеялся, что никогда больше не вернусь сюда, но вот я вновь здесь… И так будет продолжаться каждую ночь, до тех пор пока мы не найдем Белую колдунью. Сегодня я решил, что в том мире оставлю свой дом, отправлюсь на север и там найду ее! И здесь, в этом мире я тоже не намерен замерзать в бездействии – мне кажется надо идти вон туда. – он кивнул в сторону каменных глыб.

– Ты думаешь… – Алеша с тоской посмотрел на острые клыки. – Быть может, все еще обойдется…

– Нет, не обойдется.

– И ты, значит, оставляешь свой дом там… где сейчас спишь?

– Да, и иду на север, и тебя зову с собой. В этом мире мы пойдем к нашей цели вместе, ну а в том придется идти порознь.

– Оставить свой дом?! – ужаснулся Алеша. – У нас зима, холод, куда же я пойду? Ну надо, хотя бы, весны подождать.

Чунг ничего не ответил – он направился в сторону каменного лабиринта.

Алеша хотел было пойти за ним, но тут почувствовал, как что–то коснулось его плеча. Он развернулся и увидел прямо за спиной туманное облачко из которого тянулась и дотрагивалась до него рука. Это была рука его матери!

Алеша схватился за руку, и тут же облачко налетело на него, согрело теплым дыханием и… Алеша обнаружил себя лежащим на печке – он сжимал руку матери и весь трясся от холода.

Мать была смертельно бледна, по её щекам катились слёзы:

– Алёшенька, очнулся… Жив! Жив!!!

Алёша не выдержал и тоже заплакал.

Алешу разбудила мать – она попыталась улыбнуться, но губы её дрожали:

– Дядя Тимофей тебя нашёл. Хорошо, что он дрова неподалёку рубил. Назад на санях ехал – глядь ты лежишь… Весь белый, холодный… Рядом с тобой и Жар лежал, тоже обледенел, но ничего – теперь обогрелся.

В сенях застучали, матушка побежала открывать и тут же вернулась – прошла соседнюю горницу.

Вошла Ольга.

– Я слышала, ты заболел…

Оля едва не плакала… Надо сказать, что Оля по характеру была всё же сдержанной в проявлении своих чувств, и чтобы так вот задрожали её ресницы – очень сильное должно было быть потрясение.

Алёша, не желая причинять ей волнение, улыбнулся (правда улыбка вышла бледная), и проговорил:

– Ничего, ничего – всё в порядке… Что было, то и ушло… А сейчас, пожалуйста…

– Да, да, конечно…

Алёша, соскочив на пол, поспешно стал натягивать штаны, потом рубаху – в это время из соседней горницы вернулась с каким–то другим варевом мать, всплеснула руками:

– Алёша, вернись же на печку, и лежи…

Ледышка кольнула его в сердце, и он почувствовал раздражение, довольно–таки грубо отвечал:

– Да не маленький я уже!

Тут замер юноша – испугался тому неожиданному раздражению, которое в его голосе прорвалось. Взглянул на мать – она стояла, сильно побледневшая, осунувшаяся, после бессонной, проведённой рядом с ним ночи, и он выскочил в сени, где стояла, дожидалась его Оля.

Оля взяла его за руки, тихо вздрогнула, и тепло–тепло и тихо прошептала:

– Какие холодные…

– Да… а у тебя… горячие…

Тут Алёша хотел ей сказать какие–нибудь необычайные, прекрасные слова, но тут сильнейшая, никогда прежде невиданная боль прорезалась от его сердца, через всё тело.

– Алёшенька, миленький, что с тобой… – с материнским, ласковым чувством прошептала Оля, и тут случайно дотронулась до леденистого нароста, который у него над сердцем выпирал. Холод обжёг её пальцы, и хотя первым порывом было отдёрнуть руку – она всё таки сдержалась, и остановила ладошку на этом наросте – согревала.

И вот отступила от Алёши боль – тепло и благодатно от этого прикосновения ему стало, и он с благодарностью взглянул на Олю. Она не отрывала ладошки, шептала:

– Откуда же это…

– Да так ерунда.

В это время из горницы раздался голос матери:

– Алёша, что ж ты там долго?.. Возвращайся скорее сюда, в тепло…

Когда они вошли в горницу, то мама ещё стояла у печи, она проговорила:

– Грейся, и не вздумай больше выходить. Что у тебя за недуг, я не ведаю; но скоро здесь будет Старец Дубрав – отец за ним поехал.

Старца Дубрава в народе знали и целителем, и чудотворцем. Жил этот древний человек в уединении, в маленькой избушке, что стояла в лесной дубраве (отсюда же он и имя своё получил, так как никто истинного его имени и не помнил. Впрочем, чаще его называли просто Старцем – и стоило только сказать «Старец», как вспоминали именно его, Дубрава)… Как говорили – друзьями его были лесные птицы и звери, он знал их язык и общался с ними. Еще поговаривали, что старец этот в родстве с Бабой–Ягой и в полнолуние летает вместе с ней на метле. Несмотря на такие поверья, его любили – кто еще, кроме него, мог в мгновенья ока снять жар, вылечить от лихорадки, излечить рану полученную на охоте, изничтожить боль?.. Поэтому крестьяне, как приключится какая беда, спешили к Дубраву, звали его, и он некогда не отказывал…