Антон Грановский - Темные врата

Роскошный расписной возок (все, что осталось от богатств Крысуна) катил, громыхая, по дороге. На улице было темно, на небе повылазили звезды и смотрели на двух седоков своими холодными, безразличными глазами.

Лежащий в возке человек стянул с лица край огромной медвежьей шубы, укрывавшей его от ветра, приподнял голову и взглянул на спину возницы.

– Бун, – тихо позвал он. Затем окликнул чуть громче: – Бун!

Начальник охоронцев Бун обернулся и сверкнул зубами.

– Пришел в себя? Это хорошо!

Он снова повернулся к мерно бегущим лошадкам и продолжил править возком. Крысун Скоробогат огляделся. Луна серебрила мерзлую землю по обе стороны дороги, справа тускло поблескивали редкие желтые огоньки окон.

– Куда ты меня везешь, Бун? – хрипло спросил Крысун.

– В Повалиху, – не оборачиваясь, громко ответил Бун. – У меня там родичи.

– Это те, которых ты навещал на прошлой седмице?

Начальник охоронцев кивнул:

– Да.

Крысун наморщил сухой лоб, подумал немного и с сомнением проговорил:

– Ты, кажется, рассказывал, что в Повалихе происходит что-то неладное?

Бун повернулся к Крысуну вполоборота:

– Нет, хозяин, ты плохо меня понял. Я сказал, что в Повалихе творятся странные вещи.

– Какие еще вещи?

Бун усмехнулся в короткую, неровно стриженную бороду и ответил:

– Чудеса!

Крысун облизнул языком сухие губы. В голове у него все еще шумело, но постепенно он приходил в себя. Лицо пощипывало от ветра, хотя вечер был неморозный.

Крысун усилием воли заставил разбегающиеся мысли собраться воедино. Он вспомнил, как Первоход пришел в кружало, как его дружинники открыли пальбу по охоронцам и как потом один из стрельцов ударил Крысуна по голове чем-то тяжелым.

При воспоминании об этом страшном ударе в голове у Крысуна снова зазвенело, и он почувствовал легкую тошноту.

– Как ты себя чувствуешь, хозяин? – услышал Крысун голос Буна.

Он разлепил губы и ответил:

– Уже лучше. Но мне все еще нездоровится. Меня здорово ударили по голове.

Начальник Бун глянул на Крысуна через плечо и усмехнулся, блеснув в лунном свете полоской крепких зубов.

– Это еще мягко сказано, Скоробогат. Видал бы ты себя со стороны, сильно бы удивился.

– О чем это ты? – не понял Крысун.

– Стрелец размозжил тебе голову! Расплющил ее, как пустой орех!

Крысун поморщился. Звонкий голос Буна раздражал его так же, как нелепые глупости, которые неслись с языка охоронца.

– Что ты мелешь? – грубовато проговорил Крысун. – Разве не видишь: моя голова цела.

– Это она сейчас цела. А когда ты лежал на полу, Скоробогат, я видел твои мозги!

Бун засмеялся странным, жутковатым смехом, а Крысун снова потрогал голову – на всякий случай.

– Ты точно спятил, Бун, – неприязненно произнес он затем. – Твоя-то собственная голова цела? Ты говоришь так, будто тебе самому вышибли палкой мозги.

Начальник Бун усмехнулся, взялся рукой за шапку и приподнял ее с головы. Пряди волос посыпались ему на плечи, но он этого, похоже, не заметил.

– Видал? С моей головой все в порядке, Скоробогат. И с твоей теперь тоже.

Нахлобучив шапку, Бун снова повернулся к храпящим, изрыгающим горячий пар лошадям.

– Первоход отнял у меня все, что я имел, – тихо сказал Крысун после паузы.

– Это так, – не оборачиваясь, согласился Бун. – Но ты заберешь у него свое богатство. И наградишь меня за помощь.

Крысун посмотрел на широкую спину Буна и усмехнулся:

– Похоже, вместе с волосами ты потерял и остатки разума, бедняга Бун. Теперь, когда у Первохода есть убойный отряд, он непобедим.

– Да ну? А я вот думаю иначе.

Крысун почувствовал раздражение и хотел выругаться, но тут начальник охоронцев свернул сани с наезженной дороги на широкую тропу. Крысун привстал и встревоженно огляделся.

– Зачем ты свернул? – подозрительно спросил он. – К Повалихе нужно ехать прямо.

– Мы заедем в Хлынь, – не оборачиваясь, отозвался Бун.

Крысун поежился от порыва ветра и удивленно воззрился на своего старшего охоронца.

– Зачем это? – хрипло спросил он.

Бун несколько секунд молчал, хмуря лоб, потом пожал плечами и ответил:

– Да ведь я и сам толком не знаю.

Глаза Крысуна грозно прищурились.

– Что это значит, Бун? Я тебя не понимаю.

– Я что-то чувствую, – сказал тогда старший охоронец таким голосом, будто и сам себе удивлялся. – Что-то зовет меня, хозяин. Будто бы тихий голос, но он… Он в моей голове.

Крысун строго нахмурился, но вдруг что-то выхолодило ему грудь. А вслед за тем в голове его зазвучал тихий, почти неразличимый голос, и голос этот был голосом самого Крысуна. Будто бы Крысун раздвоился и говорил сам с собой со стороны. Слов было не различить, но голос звучал призывно и тоскливо, как звучит голос ребенка, упавшего в колодец.

Крысун взмок от страха и тяжело задышал. Дыхание вырывалось из его легких с шумом кузнечных мехов, исподняя рубашка промокла от пота.

– Я тебя не понимаю, Бун! – резко проговорил он, пряча за грубостью испуг и почти с ненавистью глядя на спину охоронца. – Ты говоришь о человеке?

Охоронец Бун глянул на хозяина через плечо и ответил:

– Может быть. – Потом повернулся к лошадям и, легонько стеганув коренника по крупу, прикрикнул: – Н-но, пошли!

Начальник охоронцев Бун не врал, когда рассказывал Крысуну про чудеса, которые повидал недавно в Повалихе. Чудеса были. И начались они в ту секунду, когда его конь переступил рассеченный тропинкой надвое бугор, служащий северной границей села.

У покосившегося верстового столба, неведомо кем вкопанного перед бугром, стоял голый мужик и мусолил беззубыми деснами корку хлеба. Мужик был лыс, как колено, и худ.

Бун сначала опешил, а потом, нахмурившись, спросил:

– Ты чего, мужик? Чего голый на морозе?

Мужик прищурился на Буна, потом усмехнулся беззубым ртом и ответил:

– А я теперь холоду не боюсь.

Потом снова сунул корку в рот, пытаясь отгрызть от нее деснами размякший кусок.

– А зачем грызешь корку, коли зубов нет? – удивленно спросил Бун.

– Десны чешутся, – объяснил мужик. – Видать, зубы новые растут.

Мужик запрокинул голову и засмеялся странным лающим смехом, от которого по спине Буна пробежал неприятный холодок. Бун еще немного посмотрел на странного мужика, потом нахмурился, пожал плечами и, пришпорив лошадку, направил ее к дому своего родича – дядьки Лешика.

Час спустя Бун сидел в горнице Лешика, хлебал ложкой молоко, закусывая его черным хлебом, и разговаривал с дядькой о последних новостях. Внезапно, прямо посреди разговора, охоронец Бун вспомнил про странного мужика. Он прервал на полуслове рассказ о новом советнике княгини Натальи и сказал: