Наталия Белкина - Сердце-океан

— Вообще, вырастешь когда, может быть, будешь еще ничего, — заметил он растерянно.

— А сейчас?

— А сейчас ты еще малая.

Я действительно не выглядела на свой возраст. Мне давали обычно лет тринадцать не больше.

— И потом, ты себя неправильно ведешь, потому и парни наши на других смотрят, — продолжил он объяснение. — Почему косметикой не пользуешься? А ходишь как?

— Как?

— Как пацан. В штанах этих драных все время. Юбку надень хоть раз, да покороче. Ноги покажи.

— Нет уж! Никому я свои короткие ноги показывать не буду! — возмутилась я.

— Ой, боже! Да какая парням разница: короткие, длинные?

— Почему же тогда все модели длинноногие?

Куч взглянул на меня как на умалишенную.

— Модели? Ну, знаешь, голубушка! Если бы все мужики только моделей трахали, белый свет бы вымер давно.

— Я вообще-то не про это.

— А про что?

— Про любовь.

Степа покрутил пальцем у виска.

— Спорю, ты осталась последней девственницей во всем детдоме. И это в шестнадцать-то лет! Как тебе удалось-то это только?

Наверное, я все-таки отставала от своих подруг в развитии. Впрочем, я подозревала, что наши мальчики обходили меня стороной именно из-за Куча. Он пользовался авторитетом в доме, и не дай им Бог был меня обидеть. "Жениться еще заставит", — говорили они в шутку, а может и всерьез.

Вы, наверное, думаете, что у меня водилось уйма денег, раз я промышляла воровством? Деньги, в общем, были, но… Видели ли вы когда-нибудь дикую лисицу? У нее впалые бока и ободранная шкура. Она вынуждена постоянно охотиться, чтоб прокормиться самой и выходить детенышей. Она должна быть хитрой, чтоб выжить. Иногда она и в курятник наведывается, и порой не без последствий. Достается ей по полной. На нее ставят капканы, в нее стреляют, ее травят собаками…

Большую часть того, что я утаскивала из богатых и не очень домов, я отдавала степкиной «крыше», которая меня в это и втянула. Мне доставалось от этого не так уж и много. Но и то, что я получала, откладывала. Я копила на свою мечту. О ней не знал никто, даже Куч. Я боялась, что и он и другие станут смеяться надо мной. Впрочем, я правильно считала. Моя мечта действительно была смешной: я хотела купить дельтаплан.

Я часто летала во сне, и это ощущение абсолютной свободы и холодного ветра так крепко захватывало меня, что становилось не просто нереальной фантазией, а навязчивой идеей. Я знала до мельчайших деталей, из чего состоит дельтаплан и как его построить. Для этого я даже заставила себя полюбить ненавистную ранее математику. Сначала я хотела соорудить его сама, но вскоре поняла, что не смогу, никого больше не привлекая к этому. В мечтах своих я видела себя летящей высоко в небе на нем: белоснежном, блестящем на солнце, словно парус в безбрежном синем море, словно гордый альбатрос в беспредельной, ослепительной вышине. От этих мыслей грудь переполнялась восторгом, и слезились глаза. На мою мечту мне не хватало еще много денег.

Детство пролетело стремительно, как может пролетать только оно. Не могу сказать, что оно было несчастным. Я была в основном сыта, одета и обута, имела кое-какие деньги на карманные расходы, получила сносное среднее образование и не стала наркоманкой. Это были положительные моменты. Были и другие, о которых я забыла, потому что очень старалась забыть. Но один неприятный случай, не столь даже драматичный, как некоторые другие, до сих пор хранится в моей памяти. Сейчас мои переживания кажутся мне смешными, но тогда это была настоящая трагедия.

Однажды всех девчонок нашего класса (а училась я в обычной школе рядом с благополучными, неотмеченными сиротством детьми) отправили на осмотр к гинекологу. После того, как необходимая и неприятная процедура была завершена, нас попросили подождать в коридоре, пока заполнят карты. Девушки начали весело и бесстыдно обсуждать детали осмотра, делясь впечатлениями о своих малолетних сексуальных приключениях и о том, как они отвечали на вопрос "в каком возрасте ты…" и как при этом изумлялась престарелая докторша. Я обычно не вступала в такие разговоры, но мои одноклассницы наверняка считали, что мне-то уж, сироте казанской, точно есть, о чем вспомнить. Я не понимала своих ощущений: то ли завидовала им, то ли ненавидела за то, что они так легко относятся к тому, что для меня оставалось мистической тайной.

К нам вскоре вышла пожилая медсестра и, отдавая наши карты, произнесла фразу, за которую должна была бы получить строгий выговор. Она обратилась к девчонкам и обличающим тоном изрекла: "Вы все шлюхи!" Девицы прыснули в кулаки и захихикали. Но тут сестра направила указующий перст на меня и добавила: "А вот она — молодчина!" Черт бы ее побрал! Если б знала она, что со мной сделала сейчас! Просто-напросто убила! Опозорила на весь класс…

Оставалось совсем ничего до выпуска. Начинался апрель. После того случая в поликлинике, вечером я явилась домой к Степке. Он был один как ни странно.

— Мне нужна твоя помощь, — заявила я с порога.

— Всегда, пожалуйста. — Он был немного пьян от выпитой бутылки крепкого пива.

— Ты должен лишить меня невинности, — решительно выступила я.

Надо было в этот момент лицо Куча. Он так вытаращился, что его и без того большие глаза едва не выкатились из орбит.

— А чё я-то? — спросил он шепотом.

— А кто ж еще? Я же не могу пойти и предложить себя первому встречному, — ответила я громко, не желая превращать разговор в интимный. Настрой у меня был скорее деловой.

— Не-е, — испуганно осклабился Степа. — Чего это тебе вдруг приспичило?

— Ты сам говорил, что я засиделась в девках. И потом… — Я рассказала ему о происшествии в женской консультации.

— Ну… — Куч задумался, собрав на лбу складки, и смущенно почесал затылок. — Ситуация неприятная. Я бы тоже почувствовал себя придурком.

— Так я не тебя могу рассчитывать?

— Не, Лиса. Я не могу.

— Я что совсем уродина?

— Да нет! И не в этом дело!

— Ты меня не хочешь?

— Ты же мне как сестра.

— Ясно.

Я вышла, не прощаясь, и хлопнула дверью. Хоть и была я тогда настроена решительно, но где-то глубоко таила надежду, что Степка откажется. Во мне жила уверенность в том, что если между нами произойдет что-то этакое, я навсегда потеряю по-настоящему близкого друга. Поэтому я даже была рада, что он так мне ответил. Куч попытался догнать меня тогда, испугавшись очевидно, что я на самом деле сейчас отправлюсь себя предлагать всем подряд. Но я сумела сбежать от него.

Он решил, что я обиделась, потому что через несколько дней встретил меня неподалеку от школы и, долго не решаясь и болтая о чем-то постороннем и неважном, наконец, сказал:

— Знаешь, я тут подумал. Ну, в общем, если уж ты… То лучше уж я, чем кто-то чужой… Короче говоря, я согласен.