Андрей Прусаков - Рождение героев

– Я не стану помогать трусу! Люди говорят, ты бежал одним из первых… – презрительно проговорил воин. – Я слышал, ваши судьи приходят быстро, – не слушая возмущенного старосту, сказал десятник одному из стариков. Тот кивнул. – Позовите их. У нас мало времени.

Старик молча взглянул на одного из мальчишек. Тот кивнул и стремительно унесся за ворота.

– Подождем, – сказал десятник и уселся прямо на землю.

Воины последовали его примеру, селяне тоже расположились вокруг, каждый, где мог. Стоя под взглядами односельчан, Товерн не выдержал и опустился на траву, бурча что-то под нос. Шенн не мог понять, чем вызвана ненависть человека, которому он не сделал ничего дурного. Он ждал вместе со всеми, слушая, как за валом стучат лопаты. Воины закапывали трупы разбойников. Серые облака затянули небо, и Шенн подумал, что скоро начнется дождь.

Но вот в открытых настежь воротах показались три фигуры с огромными и блестящими головами. Они приблизились, и люди один за одним склонялись перед ними. Шенн увидел, что казавшиеся огромными головы – всего лишь маски, сделанные из блестящего металла. Одна из масок была желтой, вторая белой, третья же – черной. Маски закрывали не только лицо, но и всю голову судей, стальной сетью спускаясь до самых плеч. Одежда пришлых была из грубой кожи, толстой и негнущейся, а босые ноги оплетали сандалии из тонких ремешков.

Троица остановилась перед десятником.

– Кто ищет правосудия? – спросила белая маска. Голос, доносившийся из-под нее, был громок и странен, Шенну казалось, что говорит не один, а несколько голосов. В руках у человека был длинный, украшенный изумительной резьбой посох, на конце которого неизвестный мастер вырезал фигурку невиданного Шенном крылатого зверя.

– Я, – ответил десятник.

– Кто обвинен? – спросила черная маска. На бедре этого судьи висел широкий изогнутый клинок, а плечи казались невероятно широкими из-за толстых кожаных наплечников.

– Он. – Палец воина указал на торговца. – Обвиняется в предательстве и смерти погибших сегодня людей.

– Известно ли тебе, воин, что мы судим так, как судили наши предки, и законы одана не помешают нам наказать или отпустить обвиненного?

– Известно. Я слышал о вашем правосудии и рад, что могу увидеть собственными глазами! Ни я, ни мои воины не станем мешать вам. А вот он, – десятник показал на Шенна, – обвинен в колдовстве.

– Да! – подтвердил староста. – Именем наместника, я обвиняю этого человека в колдовстве! По законам Арнира, его следует казнить!

– Мы поступим с ним согласно закону мергинов, – ответила белая маска. Недвижное лицо ее, довольно точно передающие лицо человека, было спокойно и равнодушно, в отличие от черной маски, отталкивающие и грозные черты которой внушали бессознательный страх. Желтая маска казалась Шенну более привлекательной. Неподвижный, чуть искривленный рот ее усмехался, и скошенные вниз уголки глаз придавали застывшему навеки лицу какое-то хитроватое выражение.

Судьям принесли скамьи, и они сели. Воины образовали небольшой круг, с внешней стороны которого расположились селяне, а внутри оказались Каброн и Шенн.

– Сначала – ты! – объявил судья, указав на торговца.

Судьи выслушали всех, кто хотел что-либо сказать. Слушая свидетелей, Каброн все больше сутулился, не смея глядеть по сторонам. Шенн стоял спокойно, думая лишь о том, что с Рианой. Если его признают виновным в ее гибели, он готов взять эту вину…

Ольф называл законы его народа дикостью, но Шенн считал их справедливыми. Рана за рану, глаз за глаз, жизнь за жизнь. Слушая рассказы наставника о Древних, своим еще неокрепшим варварским умом юноша смутно догадывался, что законы изменяют не люди, их изменяет сама жизнь. И там, где людям живется легче, законы меняются, становясь более мягкими. Ольф говорил, что эльды, ставшие советниками правителей Арнира, изменили древние законы, сделав их не столь жестокими, тогда многим арнам пришлось по душе это милосердие…

Пока шел допрос, один из судей ушел, но вскоре вернулся с большим глиняным кувшином. Он поставил его на землю прямо в центр площадки.

– В этом кувшине несколько ядовитых жуков, – произнес судья. – Ты сунешь туда руку, и если ты не виновен, ничего с тобой не случится. А если виновен, умрешь в страшных мучениях…

– Я не стану совать туда руку! – закричал Каброн, извиваясь в руках державших его воинов. – Не стану!

– Тогда я прикажу надеть его тебе на голову! – сказал десятник. – Ну! Отпустите его!

Воины отпустили торговца. Дрожа всем телом, Каброн подошел к кувшину. Десятник явно преувеличивал: голова торговца ни за что бы не пролезла в кувшин, но от этого угроза не выглядела пустой. Горловина была широкой, но свет не проникал на дно, и в наступившей тишине торговец услышал, как внутри скребутся крошечные лапки. Он слышал об этих ужасных тварях, они были очень, очень ядовиты, и единственный укус легко мог умертвить здорового мужчину.

Дрожащие пальцы простерлись над кувшином, и Каброн услышал бодрящий голос судьи:

– Смелее. Если ты невиновен, они не причинят тебе вреда, клянусь тремя Сущими!

Каброн опустил руку внутрь кувшина.

– Дальше! – взявшись за меч, приказал десятник.

Торговец заорал и выдернул руку:

– Я все скажу! Я не виноват! Он угрожал мне, грозил зарезать! Я ничего не мог поделать!

Десятник вскочил, стальные пластины доспеха звякнули:

– Говори все!

– Хелмары схватили нас в лесу. Напарника убили, а меня заставили идти к вам. Я ничего не знаю, мне надо было только молчать, иначе он убил бы меня. Пощадите, я не виноват!

– Он сказал не все, – произнес судья в желтой маске. – Пусть сунет руку в кувшин!

Воины двинулись к Каброну, и тот повалился на колени:

– Они обещали мне сотню асиров, если я буду молчать! Но мне не нужны асиры, я просто боялся его!

– Думаю, теперь он сказал все, – подытожил судья. – Все слышали это.

– Не все! – поднял руку десятник. – Кто еще знал об этом? Староста знал?

– Не-е-ет… – заплакал Каброн. – Не убивайте меня!

– Не знаю, чего в тебе больше: жадности или трусости, – произнес судья.

Он встал во весь рост, маска на его лице засияла под лучами солнца, и глухой, но мощный голос прокатился над головами собравшихся на площади людей:

– Виновен!

Толпа негодующе зашумела. Многие рвались расправиться с предателем, но воины сдерживали, древками копий отталкивая селян.

– Из-за тебя погиб мой отец!

– И мой брат!

– Смерть ему!

Судья поднял руку, и постепенно все затихли.

– Он виновен, но всякое существо на земле цепляется за свою жизнь. Это закон самой жизни, и я не могу осудить за это. Я не знаю, о чем ты думал, когда смотрел в глаза этим людям, зная, что хелмары уже близко… О своей жизни или об асирах?