Алексей Пехов - Ветер полыни

На Шена было жалко смотреть. Вне всякого сомнения, он и сам об этом думал.

– Но Скульптора ведь кто-то учил.

– Учил. Светлой «искре». И он, как и ты, был, мягко говоря, не слишком умел первые тридцать лет жизни. Что? Не слышал об этом?

– Не слышал.

– Я не удивлена. После Темного мятежа сгорели почти все древние хроники и Изначальные шаги [25]Малой библиотеки. Был ли это несчастный случай, или кто-то решил, что кое-какая часть жизнеописания Скульптора не заслуживает того, чтобы о ней помнили – никто никогда не узнает. Как говорила Гинора – история вещь очень хрупкая. Уничтожь хроники, и через сто лет уже никто не вспомнит о том, что было раньше.

– Ты врешь.

– Зачем мне это? – хмыкнула она. – Скульптор не был Скульптором до тех пор, пока не взялся за таинства школы, находящейся в Империи под запретом. Понимаешь, о чем я?

– Не дурак. Но в эту чушь никогда не поверю. В особенности без веских доказательств. Скульптор владел темной «искрой». Ха!

– Не слишком важно – веришь или нет. Если есть мозги – выслушаешь и обдумаешь. Если они еще и не дырявые – со временем поймешь, что я была права. Что до доказательств – разыщи кого-нибудь из Проклятых. Уж они тебе обязательно расскажут, какой магией пользовался Скульптор на самом деле.

– Допустим, что это так, – выделяя каждое слово, произнес Шен. – Допустим, он владел темным Даром. Но кто его учил?

– Этого я не знаю. Возможно, кто-то и стоял за ним – история не сохранила имен. Считается, что он до всего дошел своим умом.

– И? Ты хочешь сказать, никто из Ходящих не понял, что Скульптор владеет темной «искрой»?

– Долгие годы было именно так. А потом он потерял осторожность, попытался сделать то же самое, что и мятежные маги, спустя пятьсот лет после его смерти – и поплатился.

– Бред!

– Его убили, Шен. Вбей это себе в голову – у-би-ли. И не некроманты, а Ходящие, посчитавшие, что двигаться вперед – слишком опасно.

Лаэн рассказывала ему то, что раньше рассказала мне. Ученик Цейры безостановочно фыркал, точно рассерженный кот, но отчего-то продолжал слушать.

– Бред! – вновь повторил он.

– И опять я не стану тебя ни в чем убеждать, – казалось, этой ночью никто и ничто не сможет поколебать спокойствия Лаэн. – Верь, во что хочешь. Но знай, что от этого ты не станешь лучше владеть «искрой». Ты, как и Скульптор – Целитель. Сейчас Целитель Шен ничуть не лучше Целителя Кавалара в молодости. Только благодаря светлой и темной стороне Дара мастерство Скульптора раскрылось в полной мере. Так было с Каваларом [26]. Так было с Тальки. Хотя в итоге они пошли разными дорогами, и у каждого из них появились разные возможности. Это касается и тебя, Ходящий. Пока не поймаешь «искру» и не станешь черпать часть сил из Бездны, тебе не видать прорыва.

Шен завернулся в плащ и отвернулся к стене. Мы с Лаэн переглянулись, и она грустно улыбнулась.

– Не уверен, что он уснет, – я пошевелил веточкой мерцающие угли. – Ты ведь неспроста затеяла этот разговор?

– Если честно – сама не знаю. Захотелось рассказать правду. Во всяком случае, то, что я привыкла считать правдой.

– И не стыдно тебе? Разбила прекрасный сказочный мир малыша.

– Быть может, теперь он поймет, что мир не всегда похож на сказку. Малыши должны взрослеть, иначе им не выжить.

Спал я не сказать чтобы хорошо.

Всю ночь донимали кошмары. Один сменялся другим. Поначалу это была поджидавшая меня на пирсах Портовой сторонки Тиф. Я чувствовал ее жгучий взгляд, знал, что следует как можно скорее бежать прочь, но не мог сдвинуться с места, потому что вокруг меня бушевала страшная буря…

Далеко на горизонте небо наливалось цветом спелых урских слив [27]. Тяжелые черные тучи, похожие на больших неповоротливых черепах, угрожающе ползли в сторону Цейры Асани. Она брела босиком по бескрайнему полю, заросшему высокой полынью. На волосах Матери было тяжелое белое покрывало, вместо привычной одежды Ходящих – длинная, до пят, крестьянская рубаха, испещренная красными пятнами. Из уголка рта властительницы Башни, не переставая, текла кровь.

Налетел ветер, и полынь с испугом пригнулась к земле. Резкий порыв сорвал с головы Цейры покрывало, и я увидел, что волосы у нее точно такие же, как у Холеры – медно-рыжие и непокорные.

Ослепительная жемчужная нить рухнула с небес, ударив под ноги Матери. Споткнувшись, Ходящая упала в траву. Подоспевшие тучи закрыли солнце, на мир густой пеленой упали мрачные сумерки, с неба посыпались багровые искры. Я присмотрелся к ним и понял, что это не искры, а миллиарды огненных снежинок. Подхваченные ветром, они упали в полынь. Взметнувшееся пламя ревущей рекой растеклось по полю от горизонта до горизонта. Оно поглотило тело Матери, и грянул гром, в котором мне послышался то ли смех, то ли плач. А может, и то, и другое. Отчего-то я ни на миг не сомневался, что слышу Тиф и…

Я оказался в плохо освещенной комнате. На массивном столе догорал оплывший огарок свечи. Он источал бледный, словно робкая утренняя заря, свет. Но вот пламя побагровело, взметнулось, облизало потолок, и я увидел, что за столом сидит Йуола. За ее спиной стоял мой старый знакомый – Гаррет.

– Смотри! Будущее уже близко! – прокудахтала йе-арре. – Найди ее! И поскорее!

«Кого „ее“?» – хотел спросить я, но язык не слушался меня.

Перед летуньей лежал расклад. «Ключ» и «Безумец» – в центре. Вокруг них – множество карт – все рубашками вниз. Я знал, что одной, самой важной, той, о которой сказала летунья, среди них нет.

Йуола и вор молчали, не собираясь подсказывать. Наконец, не дождавшись моего ответа, йе-арре раздраженно пошевелила огромными крыльями и начала собирать карты.

– Если ты думаешь, что успел отыскать и поймать ветер Хаоса за хвост, то ошибаешься. Но скоро. Совсем скоро. И бури уже почти нельзя избежать.

Йуола неожиданно метнула в меня стопку карт. Они, подхваченные внезапным, отдающим горечью вихрем, разлетелись по всей комнате. Одна оказалась у моих ног. Я поднял ее и увидел, что это «Вор». Нарисованное на картонке лицо было точь-в-точь таким же, как у Гаррета.

– Это не та карта! – с сожалением произнесла летунья, мир, словно огромное зеркало, раскололся на тысячу осколков и…

Я долго-долго брел в тумане. Он пожирал звуки и висел перед глазами непроницаемой завесой. Когда мне удалось вырваться из него, вокруг уже властвовала ночь. Было холодно. Небо казалось глубоким, ясным и по-осеннему звездным. Полная луна освещала древние, заросшие чахлым вереском холмы, оплывшие неухоженные могилы и растрескавшуюся тропинку. Огромное кладбище завершалось возле мрачного, похожего на терновый частокол, леса.

Погост не понравился мне сразу. Опасное и неприятное место. Следовало как можно быстрее уходить. Но куда бы я ни повернулся – везде был один и тот же вид – тропинка, могилы и темнеющий на горизонте лес. Пришлось идти туда, куда мне предоставили возможность.