Роберт Сальваторе - Демон-Апостол

Поговаривали о том, чтобы она стала матерью-аббатисой, главой церкви. Король Дануб тоже обещал ей золотые горы, даже титул баронессы Палмариса, в знак высокой оценки того, какую услугу она оказала королевству; как и следовало ожидать, гибель Маркворта была провозглашена победой короны. Пони изо всех сил старалась быть доброй ко всем, но на самом деле хотела лишь одного: остаться наедине со своими воспоминаниями и болью.

Может, она и впрямь смогла бы стать главой церкви и повести ее в направлении, указанном Эвелином. Однако ей все это было глубоко безразлично.

Пони ощущала лишь пустоту в душе, беспомощность и чувство нереальности происшедшего. Стоило ей вспомнить, к примеру, как она соблазнила Элбрайна неподалеку от Кертинеллы, и накатывала такая слабость, что темнело в глазах.

Почувствовав мягкое прикосновение к плечу, Пони обернулась и увидела Каласа, временного барона Палмариса, и Констанцию Пемблбери.

— Ты тоже уйдешь на север? — спросила Констанция.

— Да. Завтра, наверное, — ответила Пони. — Или, если это дело с церковью не закончится, тогда, возможно, чуть позже.

По правде говоря, Пони не хотела сейчас возвращаться в Дундалис. Ей была невыносима мысль о том, чтобы своими глазами увидеть, как гроб с телом Элбрайна опускают в землю.

Они шли медленно и торжественно, не глядя на стоящих вдоль улиц людей, многие из которых бросали на дроги цветы. Элбрайн, Полуночник, быстро стал легендой Палмариса, к чему и у Роджера, и у кентавра было сложное отношение. Да, их друг был достоин любых почестей, но им не хотелось, чтобы подлинное величие и красота этого человека оказались затерты и искажены нелепыми преувеличениями легенды.

Однако они понимали, что этот миг навсегда останется в памяти всех, кто тут находился, в том числе и самого короля Дануба Брока Урсальского.

Возглавляющий процессию отряд Непобедимых будет сопровождать дроги до самого Дундалиса.

За воротами Палмариса народу оказалось еще больше. Казалось, здесь собрались крестьяне из всех северных деревень. Вдруг послышалось ржание; неподалеку на гребне холма стоял Дар.

— Он знает, — сказал кентавр Роджеру.

И, словно услышав его слова, огромный жеребец ринулся вниз по склону холма, проскакал мимо Непобедимых, с благоговением взиравших на него, — этот конь был быстрее и сильнее даже их знаменитых тогайранцев! — на мгновение замер у гроба и… ударил по нему копытом!

Смотритель, всегда необыкновенно чуткий к желаниям коней, снял с себя упряжь и надел ее на жеребца.

И они продолжили путь.

Белли'мар Джуравиль издалека наблюдал за тем, как его дорогой друг возвращается домой.

Незамеченный эльфом, хотя и находящийся не так уж далеко, Маркало Де'Уннеро тоже не сводил взгляда с процессии. С помощью гематита оказалось нетрудно исцелить физические раны, но вот что касается эмоциональных шрамов… Наблюдая за погребальной процессией, вслушиваясь в разговоры крестьян, проклинающих Маркворта, славословящих Элбрайна и с надеждой обсуждающих огромные, чудесные перемены в церкви, монах — теперь уже бывший монах, судя по всему, — задавался множеством вопросов.

Ему до сих пор не верилось, что события обернулись именно таким образом, но, по правде говоря, у него хватало и собственных проблем. Вот уже несколько недель он не мог найти свой любимый камень, «тигриную лапу», и постепенно пришел к выводу, что каким-то невероятным образом тот слился с его душой. Потому что сейчас он бывал то человеком, то зверем, и, хотя иногда мог по собственному желанию переходить из одного состояния в другое или даже в некое промежуточное, случалось и другое. Если им овладевала ярость или он чуял запах добычи, ничто не могло удержать его от перевоплощения в тигра.

Печаль окутала Эндур'Блоу Иннинес, когда позже тем же летом Белли'мар Джуравиль вернулся домой с сообщением о смерти Полуночника. Казалось бы, война окончилась наилучшим образом, Джуравиль вернулся к ним, ребенок Элбрайна и Пони рос сильным и здоровым. И тем не менее гибель Полуночника и Ни'естиела тяжким грузом легла на дружную маленькую семью тол'алфар.

Только сияющий улыбкой ребенок радовал сердца всех.

Вскоре после возвращения Джуравиля он и госпожа Дасслеронд подошли к малышу, лежащему на сочной зеленой траве. Госпожа наклонилась и погладила мягкую щечку.

— Он растет сильным, совсем не похожим ни на кого, — заметила она, — и, по-моему, во всех отношениях превзойдет своих родителей.

— Она жива, — сказал Джуравиль.

Дасслеронд вперила в него недовольный взгляд. Она уже знала все о судьбе Пони и прекрасно понимала, что означали только что прозвучавшие слова. Джуравиль намекал ей, что, по его мнению, ребенок должен быть со своей матерью. Госпожа Дасслеронд и слышать об этом не желала. Они взяли малыша под свою опеку. Он был ребенком Полуночника, а не Элбрайна, ребенком Эндур'Блоу Иннинес, и, с точки зрения эльфийской королевы, это решало все.

— Я помог им сбежать, — признался Джуравиль.

Госпожа Дасслеронд рассмеялась.

— Неужели ты вообразил, будто я, отпуская тебя к ним, не знала, что ты именно так и поступишь? — спросила она. — В этот раз ты все сделал как надо.

— А что насчет Джилсепони? Она знает би'нелле дасада, с этим ничего не поделаешь.

Госпожу Дасслеронд, однако, это теперь не волновало.

— Она была верной подругой Полуночнику и не предаст его, рассказав кому-то доверенную ей тайну.

Джуравиль от всей души надеялся, что так и будет. Он прекрасно понимал, что в ближайшее и достаточно долгое время Дасслеронд будет пристально следить за людьми. И если Пони начнет обучать танцу с мечом королевских солдат или монахов, то тут же окажется в плену у тол'алфар.

И то если ей повезет и Дасслеронд проявит особое сострадание.

Снизу донеслось хихиканье, привлекшее их внимание к малышу. В его улыбке было что-то от Элбрайна, каким он впервые появился в Эндур'Блоу Иннинес, но сияющие глаза напоминали материнские.

Однако стоило им оставить его одного, как в его глазах вспыхнул алый отблеск, который он никак не мог унаследовать ни от матери, ни от отца. Семя, подсаженное в материнское лоно Пони демоном дактилем во время ее первого сражения с Далебертом Марквортом, в тело которого вселился Бестесбулзибар, тоже незаметно росло и крепло.