Роберт Сальваторе - Демон-Апостол

Зима уже вступила в свои права, дядя Мазер, но, похоже, в этом году она будет спокойной и мягкой, как будто сама Природа, а не только люди, нуждается в передышке. Не знаю, почему мне так кажется, но не могу не верить своему инстинкту рейнджера. Хотя, может быть, нам с Пони просто нужно отдохнуть, дядя Мазер. Может, моя убежденность в том, что зима будет мягкой, не более чем надежда на это.

Однако пока Пони, Джуравиль и я возвращались из Санта-Мер-Абель, никаких слухов о сражениях или хотя бы появлении гоблинов, горных великанов или поври до нас не доходило. Мы шли через Палмарис и добрались до деревень Кертинелла и Ландсдаун без всяких приключений, несмотря на то что в качестве подкрепления местным силам из Урсала сюда прислали один-единственный гарнизон. Предполагается, что, когда враги будут окончательно разгромлены, солдаты помогут сельским жителям в окрестностях Палмариса восстановить свои хозяйства.

Вот уже неделя, как мы прибыли на место, и пока никаких стычек не было, все тихо, спокойно. Томас Джинджерворт — глава здешних поселенцев — и капитан королевской армии Шамус Килрони надеются, что к весне жизнь вернется в нормальное русло.

Вернется в нормальное русло?

Да, вместо умерших скоро на свет появятся новорожденные; да, вместо сожженных домов будут построены новые. Спустя несколько месяцев жизнь и впрямь «вернется в нормальное русло».

Однако мне уже пришлось однажды пережить нечто подобное, когда сровняли с землей старый Дундалис, — еще до того, как тол'алфар увели меня к себе и я узнал о твоем существовании, дядя Мазер, — и я-то знаю, как долго не заживают шрамы войны. Оставленные демоном раны в сердцах уцелевших, не стихающая тоска по погибшим, боль от того, что пришлось покинуть родные места, а по возвращении обнаружить на месте дома обгорелые развалины. Люди еще не понимают, что изменилось само понятие о нормальной жизни. Последствия войны зачастую бывают страшнее, чем она сама.

Разве я воспринимал бы мир так же, как сейчас, если бы гоблины не напали в свое время на Дундалис? Нет, и не только потому, что годы, проведенные с тол'алфар, круто изменили мою жизнь. Изменился мой взгляд на саму реальность — в том числе и понимание того, что такое долг, общество, человечество, наконец.

И подобные перемены происходят со всеми людьми, прошедшими через ужасы войны.

Больше всего меня беспокоит Пони. Когда гоблины первый раз напали на Дундалис, из всей деревни уцелели только мы двое. От ужасов пережитого она едва не погибла и на время потеряла память. Только любовь приемных родителей помогла ей пережить это тяжелое время, а теперь и они стали жертвами зла. На Пони обрушилась новая трагедия.

Наш друг Смотритель обрел свободу, мы помогли ему и бежали из Санта-Мер-Абель. Однако Пони едва не повернула обратно! И если бы это произошло, если бы она снова вошла под своды аббатства, да еще и с магическими камнями в руках, трудно представить себе, что бы она там натворила, перед тем как встретить смерть.

Ей было все равно, дядя Мазер. Увидев изуродованные трупы приемных родителей, она просто ослепла от ярости и была готова разрушить Санта-Мер-Абель до основания; да что там — уничтожить весь мир.

Когда мы пересекли Мазур-Делавал и оказались в знакомой местности, она стала чуть поспокойнее. Да и хлопоты, связанные с водворением Белстера О'Комели в качестве нового владельца трактира «У доброго друга», в какой-то мере помогли ей еще раз обрести хотя бы некоторую долю «нормальности» в жизни.

И все же я боюсь за Пони и все время не спускаю с нее глаз.

Что касается меня самого, то не знаю, что буду чувствовать после всех этих сражений, выпавших на мою долю. Наверное, как и все выжившие, я оправлюсь от потерь, а близкое столкновение со смертью поможет мне обрести новое понимание жизни. Во мне сейчас почти не осталось страха. С трудом верится, дядя Мазер, но, оказавшись в самом центре этой кровавой бойни, я обрел ощущение мира.

Я не знаю, что ждет человека после смерти. Это осознание задевает какие-то очень глубинные струны в моей душе. Смерть неизбежна: в бою, от болезни, несчастного случая или, наконец, просто от старости. Смирившись с этой мыслью, я перестал бояться жизни. Странно, не правда ли? Теперь меня не страшат никакие проблемы, не отпугивают никакие препятствия. Стоит напомнить себе, что когда-нибудь меня не станет, а мое тело пойдет на корм земляным червям, и страх отступает. Какая в самом деле разница, когда это произойдет — чуть раньше или чуть позже?

В последнее время мне не раз приходилось стоять перед множеством людей, излагая им свою точку зрения и понимание того, как надо действовать. Юного Элбрайна наверняка волновало бы — а вдруг я сделаю какую-нибудь глупость? Ну, скажем, споткнусь и упаду на глазах у всех, или люди не так воспримут мои слова. Теперь эти опасения кажутся мне ничтожными. Пройдет не так уж много времени, и все, что нас сейчас волнует, не будет иметь ровным счетом никакого значения. Я покину этот мир, и от меня в нем останется лишь горстка праха. Стоит напомнить себе об этом — и все страхи отступают.

Так что сейчас у нас мир, и в душе у меня мир, который, однако, станет еще прочнее, если мне удастся хоть немного унять душевную боль Пони.

В комнате было темно, занавески задернуты, но сквозь них уже проглядывало серое предрассветное небо. Элбрайн инстинктивно протянул руку, чтобы коснуться любимой, — это всегда действовало на него успокаивающе — но ее рядом не оказалось.

Он приподнялся, с удивлением оглядываясь. Да, Пони не было в комнате. Элбрайн не привык спать в постели, тем более такой мягкой и удобной, как эта, предоставленная в их с Пони распоряжение жителями Кертинеллы. Вздохнув, он перекатился на бок, встал и потянулся. Подошел к окну, отметив мимоходом, что меч Пони не висит рядом с его собственным. Это, однако, не удивило его; окончательно проснувшись, он точно знал, где она.

Отодвинув занавески, он понял, что день уже наступил. Небо затянули плотные серые облака, но чувствовалось, что солнце поднялось над горизонтом. Дни стали заметно короче — шел декамбрий, двенадцатый и последний месяц года, и до зимнего солнцестояния осталось всего три недели.

Взглянув в сторону леса, Элбрайн увидел то, что и ожидал, — свет костра. Широко расставив руки и наскоро сделав несколько медленных приседаний, он натянул одежду, накинул плащ и взял Ураган, свой чудесный меч, выкованный эльфами и когда-то принадлежавший дяде Мазеру, — символ Элбрайна-рейнджера.