Кирилл Берендеев - На перекрестках фэнтези

Взмахнув руками, орк опрокинулся на спину. Но рухнул не на пол, а в черное колодезное жерло. Душа священника нанесла ответный удар, отомстив за смерть.

Баструп повис, уцепившись за край колодца — скользкий и перемазанный кровью. Выбраться орку было не суждено. Его пальцы быстро соскальзывали, но он успел прохрипеть:

— Что ж, не повезло тебе, краснокровный. Погибель пришла раньше, хотя все равно шансов не было… — На темных губах мелькнуло подобие улыбки. — Никто, кроме меня, не поймет твоего отчаяния, ибо никто не поймет куклу, только другая кукла…

На этих словах Баструп сорвался. Падал он без крика, глубинное безмолвие колодца нарушали только шаркающие удары о стены, но вскоре все стихло.

Вот оно! СЛУЧИЛОСЬ!!

Даймон испуганно отскочил от края бездны и, затаив дыхание, стал прислушиваться к себе.

Сердце работало, легкие вздымались. Организм пока не умирал, видимо потому, что Баструп еще жив. Он еще падал! Ведь храмовый колодец очень глубокий…

— Бездонный, — произнесли губы Даймона.

Он вылетел на улицу, позабыв о гравилете. Ему было плохо. Ему требовался приказ, но хозяин сгинул, и помощи ждать было неоткуда. Неизвестно, сколько времени будет падать орк. Но именно столько времени отпущено Даймону для жизни.

Сегодняшней ночью небо над Гарнизоном было черное и непроглядное. Форт гудел и светился огнями. Два патрульных катера кружили над селением, ощупывая улицы лучами прожекторов. Даймон бежал между домов без оглядки, совершенно не представляя, куда бежит и зачем. Возле окраины селения он налетел на околицу и, с грохотом разломав ее, провалился в кусты. И надо было такому случиться, что околица оказалась ему до боли знакомой.

На шум из дома выскочили фермер-свекольник и его жена, страстная любительница крысокошек. Пара питомиц тоже прибежала следом.

— Ох, вот так дела! — пробормотал свекольник, озадаченно почесывая бороду.

— Нечего охать! — одернула его Римма и наклонилась над распластавшимся юношей. — Что случилось с тобой, Даймон? Постой, что это… кровь? Ты ранен?

Даймон что-то залепетал в ответ и задергался в нервных судорогах. Он не узнал женщину, которая так и не стала его тещей.

Она провела ладонью по его лбу, векам, пощупала какие-то точки за ушами и под волосами.

— Что-то с тобой не так, — задумчиво произнесла она. — Надо перенести его в дом. Адам, поддержи с той стороны, а я возьму с этой… А вы что уставились?! — Вопрос Риммы относился к дочерям, которые столпились на крыльце. — Идите все прочь!

Перенеся юношу в спальню и уложив его на кровать, она прогнала всех из комнаты, включая недоумевающего мужа и шипящих крысокошек. Заперла дверь, затем проворно разрезала одежду Даймона и сбросила ее на пол.

Теперь, когда он остался абсолютно голым, стало ясно, что кровь была только на руках и коленях юноши. Столь же ясным оказался факт, что кровь была чужой. Теперь Римма ощупала юношу тщательнее: начав с головы и шеи, она прошлась по телу, коснулась мошонки, изучила руки, бедра, голени и закончила на пятках. Все это время Даймон нервно дергался и шептал, чтобы ему отдали приказ. Римма добросовестно исполнила просьбу и приказала ему заткнуться, пока она занимается делом. Однако это не подействовало, и Даймон продолжал будоражить ее и себя бестолковым бормотанием.

Закончив обследование, она встала над ним, задумчиво растирая свои ладони маслом с едким запахом:

— Сдается мне, Зверолов-младший, что болезнь твоя находится не в физическом теле.

И едва она отвернулась, чтобы окунуть в таз с холодной водой полотенце, как случилось то, что было отсрочено но должно прийти неминуемо. У бездны все-таки оказалось дно, и Баструп его достиг.

Даймон выгнулся на кровати, пронзенный нечеловеческой судорогой. Сердце сдавили железные тиски, пытающиеся не просто остановить его, но расплющить разорвать в клочья.

Римма бросила полотенце. Обхватила голову юноши и заглянула в его широко раскрытые глаза.

— Какая-то мерзость сосет жизненную силу из твоего сердца. А вьется она оттуда, где все занавешено мраком!

Она просунула ладонь под голову Даймона, и, несмотря на страшную боль в груди, он почувствовал это прикосновение. Ему даже показалось, что пальцы прошли сквозь кожу, кости черепа и проникли внутрь, коснувшись мягких тканей. Мало сказать, что ощущение было не из приятных. Он чувствовал, что мозг щекочут и царапают отвратительные паучьи лапы с жесткой щетиной.

Жена свекольника, предугадывающая погоду и неурожай, а иногда извлекающая камни из почек, резко отдернула руку от головы Даймона, держа пальцы сложенными в щепоть. Она словно выовала из него какую-то плевру, и он почувствовал это, но его крик утонул в океане безбрежной боли. В другой руке Риммы появились ножницы — те самые, которыми она срезала одежду. Лезвия сошлись между щепотью и затылком юноши и…

Все исчезло. Даймон почувствовал, как боль отпустила. Железные тиски плавно разошлись, и сердце усиленно заколотилось, наверстывая секунды вынужденного простоя. Он сделал вдох полной грудью. А затем провалился в беспамятство.

И пришло к нему видение, ясное и светлое, словно он находился в сознании. И увидел Даймон залитую солнцем ферму и просторы материковых лесов, с которыми связано его будущее. Увидел заполненные животными клетки. Пришло время продажи, и Звероловы опять получат отличный куш. Как им везет в этот год!

Словно в подтверждение он увидел улыбающегося отца. Ротанг стоял посреди зеленой поляны. В руке он держал кол, которым убил ластодонта, — примитивное оружие, долгие годы висевшее в гостиной. Отец оглядывался на Даймона и улыбался, хотя во взгляде была стылая грусть.

Картинки вдруг закружились и провалились куда-то, скорее всего в колодец, что спрятан под церковью Престола Авогея.

Кто-то щипал его за палец ноги. Юноша открыл глаза и увидел протянувшуюся в окно мохнатую шею.

— Лола, — укоризненно пробормотал он и дернул ступней. Птица отпустила палец.

Комната опустела. Он не представлял, когда ушла Римма и долго ли ее не будет. Собственно, его волновало не это. Небо за окном озарилось первыми лучами солнца, а это значит, что Зверолов-младший провалялся в забытьи не менее четверти суток.

Едва вернулось сознание, как с неумолимой жестокостью накатились тоска и обреченность. Римма спасла его жизнь, освободив от узды зависимости, которая потянула Даймона следом за орком в миры мертвых, возможно даже в Хель. Римма обрезала рабский поводок, сохранив юноше жизнь, но освободить не смогла. Тело до последнего волоса, до последнего нерва осталось в нестерпимом ожидании приказа. И приказ мог дать только изначальный хозяин. Повелитель ужаса и теней, демон синевы по имени Paп.