Светлана Зорина - Наследница Ингамарны

— Да, ответы богов часто бывают туманны и…

— И неоднозначны, — подсказал Сагаран. — Можно истолковать и так, и эдак. Человек как истолкует, так и вести себя старается. И в конце концов имеет то, что заслужил. Боги всегда дают нам право выбора. Ведь уважения достоин только тот, кто способен сделать выбор. Сам. У тебя пока нет жениха, но если ты хочешь увидеть своего будущего возлюбленного, я попрошу Саггана, чтобы он послал его тебе в эту ночь. Во сне, разумеется.

— И он пошлёт?

— Если сочтёт нужным, — засмеялся Сагаран. — Уже поздно. Спи, а я поговорю с ним.

Он перевернулся на живот и, подперев лицо руками, уставился на догорающий огонь. Его профиль смутно темнел в розоватом сумраке. Гинта смотрела на него, пока не уснула.

А приснились ей скалы. Те самые, что она сегодня видела в пустыне. Те, что когда-то стерегли границу между Сантарой и Бесплодными землями. Странные белые фигуры на фоне голубого неба. Изломанные, застывшие в мучительной истоме тела. Гиганты, разрывающие невидимые оковы. Пленные души… Наверное, они погрузились в тяжёлый сон, обессилев от попыток вырваться из камня. Чем больше Гинта смотрела на эти фигуры, тем больше они походили на людей. Они изменялись на глазах, обретая всё более чёткие и красивые формы, как будто их с невероятной быстротой обтёсывал какой-то незримый ваятель. Только самая дальняя, похожая на статую в купальне, казалась смутной, расплывчатой и колебалась в прозрачном воздухе, словно отражение в воде. Гинта шла к ней, чтобы рассмотреть её получше, и никак не могла дойти. Фигура удалялась от неё, хотя и стояла на месте. Гинта устала и решила, что хорошо было бы полететь. И она полетела… Или поплыла? Воздух стал плотным и прохладным. Она двигалась вперёд, разгребая его руками, как воду. Странная фигура, которую она хотела разглядеть, приближалась, но при этом не росла, а наоборот уменьшалась. Вот она уже рядом и наконец-то обрела чёткие очертания. Она тоже плыла по воздуху. Боясь упасть, Гинта ухватилась за руку мальчика-статуи и вдруг ощутила тепло этой руки. Вскоре она уже сидела за его спиной, крепко сжимая коленками гладкие бока дивного зверя. Он нёс их над землёй, взлетая всё выше и выше. Гинте хотелось, чтобы это был хель. Хотелось провести ладонью по мягкой голубой шерсти. Но её нёс странный водяной зверь, похожий на рыбу с человеческими глазами. Зверь, который катает на себе божественных детей Лиллы. Он подпрыгивает, зависает в воздухе и, изогнувшись, устремляется вниз головой обратно в воду — в свою родную стихию… «Он же сейчас нырнёт! — испугалась Гинта. — Но куда? Там же земля. Мы разобьёмся…»

Она испугалась, проснулась и не сразу поняла, где находится. Её со всех сторон окружало яркое сияние. Солнечные лучи зажгли в диуриновой чаше алтаря ослепительно-светлое пламя. Сагган смотрел на неё и смеялся, объятый солнечным огнём. Его волнистые золотые волосы сверкали так, что Гинта зажмурилась и отвернулась.

«И на том спасибо, — подумала девочка. — Сразу видно, что ты не любишь служителей воды».

Она хмуро одевалась, а перед глазами, то приближаясь, то отдаляясь, маячили фигуры. Гиганты, вырывающиеся из камня… Мальчик на водяном звере. Мальчик-бог…

— Ерунда какая-то, — пробормотала Гинта.

— Что?

Сагаран появился на пороге, заслонив дверной проём. Солнечный огонь на алтаре немного померк. Прозрачная золотая зыбь рассеялась, на стенах проступили смуглые, гибкие тела, глазастые лица, смотрящие насмешливо и вопросительно. Всё вокруг обрело чёткие формы, стало обыденным и ясным.

— Ты что-то сказала?

— Да нет… Я так…

Сагаран больше ни о чём не спрашивал. Они позавтракали, немного поговорили, и Гинта отправилась домой. Сагаран обычно стоял на пороге, пока она не доезжала до сухого раздвоенного дерева. Дальше тропинка сворачивала вправо, и святилище терялось из виду. Доехав до поворота, Гинта оглянулась, чтобы помахать Сагарану ещё раз, и сердце её сжала непонятная тоска. Она не любила отсюда уезжать. Она не любила оставлять его. Жаль, что он живёт здесь, а не в Ингамарне. И переезжать не хочет. Ни в какую. А ведь отсюда уже больше половины жителей разъехалось. Улламарна пустеет с каждым днём. Край белых гор… Белый цвет всегда считали цветом смерти. Наверное, где-то в мироздании образовалась брешь. Щель в пустоту. Пустота проникла в этот мир и пожирает его. Гинта вспомнила слова одной старинной песни:

Злая Кама ткёт сети колдовства,

Выдёргивая нити из покрывала мирозданья.

Коварная богиня, что разрывает ткань бытия…

Майма говорит: «Водяные боги и Кама часто бывают заодно». Поэтому к служителям воды всегда относились и относятся с опаской. Сагаран служит огню, и его тоже не любят. Ведь Сагган и Сайхан братья, а в пожираемой бесплодием Улламарне Сайхана боятся как нигде… Какая глупость! Почти все боги близкие родичи. За что можно не любить Сагарана? И как вообще можно его не любить?

Гинта знала, что многих удивляет её дружба с Сагараном. Майма недавно пошутила:

— Ты так часто ездишь к этому служителю огня… Люди уже поговаривают, что скоро Талаф начнёт ревновать.

— Сагаран годится мне в отцы, — весело отмахнулась Гинта. — А если Талаф воображает, что годится мне в женихи, то это самая пустая из всех его фантазий.

Она понимала — это была не просто шутка. Это был осторожный намёк — Майма всегда отличалась деликатностью. «Люди уже поговаривают…»

«Какое им до этого дело? — размышляла Гинта. — А Талаф… Он бы никогда не стал меня ревновать, даже если бы стал моим…»

Гинта нахмурилась и пришпорила хорта.

«Ну уж нет. Этому не бывать!»

В Сантаре даже у правителей не было в обычае принуждать детей к браку против их воли, но всё же в знатных семьях старались заранее присмотреть для наследника или наследницы подходящую партию. Гинта заметила, что из всех, кто близок её семье и часто гостит в Ингатаме, особую нежность к ней выказывают матери, имеющие сыновей в возрасте от десяти до двадцати лет. Никто пока не заводил с Гинтой серьёзных разговоров о замужестве, и никто ещё не называл Талафа её женихом, но девочка знала: все родственники и даже дед считают его самым подходящим мужем для наследницы Ингамарны. Во-первых, Талаф происходил из знатного, очень древнего рода, во-вторых, подходил Гинте по возрасту — он был старше её на пять лет. И наконец, Талаф, сын аттана Тахуна, являл собой воплощение всех достоинств. Боги наделили его и умом, и красотой, и силой. К тому же он умел держаться в обществе, и его родителям никогда не приходилось за него краснеть.

— Он смел, но при этом у него есть выдержка, благоразумие, — сказал недавно дед. — Очень ценные качества…

— Которых не было у моего отца, да? — холодно спросила Гинта. — Этот Талаф противный. Мне надоела его самодовольная физиономия. Он никогда никого не будет любить!