Дмитрий Денисов - Изначальное желание

И иного счастья ей не дано.

Говорили тихо и вкрадчиво. Но я слышу не слова — я слышу мысли и желания, заложенные в них. А потому нет смысла шептаться. Но никто не ведал обо мне, пусть я и пребывал на всеобщем обозрении. А потому и шептались.

— Чего это с ней? — спрашивала одна прохожая старушка толстую, средних лет торговку.

— Откуда мне знать, — показалось, голос торговки дрогнул. Она отошла от прилавка с рыбой и всматривалась вдаль — туда, где еще толпились люди. — Говорят — умерла.

— Да, вот она — судьба, — печально отметила старушка, сдержанно вздохнув. — Гадала всем, значит, гадала, а себе так ничего и не нагадала.

— Ты, старая, откуда знаешь? — удивленно вскинулась женщина, развернувшись к ней. Холщовый фартук местами поблескивал от чешуи и пах рыбой. — Может, она как раз таки все наперед и предвидела? И ждала этого?

— Я знаю… так-то оно всегда.

— Никто этого не знает, — крупно встрепенулась торговка. Глазки ее ярко вспыхнули.

— Это рок, — едва слышным шепотом произнесла старушка. — Злой и страшный рок. Ведь то грех — людям гадать. Особенно — когда смерть предсказываешь. А она, знаешь, скольким предсказала кончину? Ой-е-ой! Так что расплата справедлива.

— Чего ж в этом справедливого? — не сдержалась женщина.

Старушка сгорбилась, пошамкала морщинистым ртом, и взглянула на нее снизу вверх.

— Она ж жизни им меняла.

— В своем ли ты уме? — возмущенно воскликнула торговка, уперев сильные руки в бока. — Как она могла их менять? Она их просто предсказывала!

Старушка покачала седой головой.

— Она предсказывала смерть. То есть заставляла людей думать о своей смерти… теперь понимаешь?

— Не совсем, — растерянно потупилась женщина, осторожно оглядываясь.

— Да, линии пророчат судьбу. Но их нельзя читать. Иначе… обязательно сбудется все. Потому как начинаешь в то верить. А значит — тайно желать этого. Даже смерти.

— А читать почему нельзя?

— Потому что их можно менять, — шепот ее понизился до едва различимого.

— Конечно! — раздраженно фыркнула торговка, дернув одутловатой щекой. — Как можно свои линии менять, когда они с рождения предначертаны?

— Все можно… все, — слова напоминали глухое воронье карканье. — Все… лишь возжелать надо.

— Но этого недостаточно, — усмехнулась защитница судьбы.

— Да, недостаточно, — бормотала старуха. — Но без этого и вовсе ничего не будет. С этого просто надо начинать.

Их голоса подхватил монотонный размеренный гул, завихрил и растворил в себе. Я задумчиво почесал голову, вздохнул и поспешил дальше. Лица кружили, точно листья в листопад. Если не приглядываться к ним, то они ничем не отличались друг от друга. Если не заглядывать в глаза, то никаких различий между людьми не наблюдалось. Но глаза есть у всех — очень редко попадаются слепые и одноглазые. Глаза сияют, точно звезды в ночи — их бесконечное множество. Они освещают мир и указывают путь опытному мореходу, который умеет читать их, словно карту, и определять направление в бескрайнем океане судьбы. Каждый плывет по его волнам. Каждый — капитан своего судна. Каждый может переплыть его, равно как может заблудиться и утонуть. Ведь не всегда океан спокоен — случаются и шторма, иной раз чудовищные. Попадаются подводные скалы и мели, за бортом снуют хищные твари. Но если твой путь озаряют звезды, тебе нечего бояться. Если ты по ним определяешь свое место в огромном океане, ты не пропадешь. Даже если твой корабль слаб и ненадежен. Звезды всегда укажут кратчайший и безопасный путь к берегам мечты. Но если земная твердь тебе неинтересна, если ты отважный мореход, что бросил вызов манящему океану, то корабль твой должен быть безупречен. Тогда любой шторм тебе не помеха. Ты можешь исследовать все побережья и острова, чтобы составить карту для остальных. И тогда океан станет ближе и доступнее…

Пройдя шагов двадцать, я снова насторожился. Ряд, по которому я шел, упирался в тупик. Впереди возвышалось длинное каменное сооружение, напоминающее казармы. Вместо окон зияли узкие вертикальные щели, расположенные необычно высоко. На потемневших черепичных скатах ворковали голуби, греясь в благодатных лучах. Я хотел уже развернуться и идти назад, как вдруг внимание привлекли новые запахи. Принюхался. Пахнет крепким потом, доспехами и оружием. Похоже, это дом рыночных стражников. Я опустил глаза — сомнения развеялись. У небольшой квадратной пристройки стояли два рослых стража. На одном мерцал бахтерец, на втором темнела кожаная клепаная куртка — бригантина. На головах мерцали стальные шляпы. Руки сжимали крючковатые алебарды. Они облокотились о деревянные перила входа, и приглушенно беседовали.

— Ты видел это, Грах? — спросил один, что был помоложе и пониже ростом.

— Никто ничего не видел, — ответил рыжеусый Грах, не оборачиваясь в сторону собеседника. Его взгляд ворошил толпу, словно пятерня взъерошенные волосы. — Все произошло как-то стремительно. Этот вопль, крики, суматоха. Все слилось. Тут шумят, там галдят, эти лают. Тот еще репу ухватил. Где ж тут уследить? А после — раз. И она уже болтается нанизанная на жало. Точно курица на вертеле.

И он с опаской взглянул на свое лезвие. Алебарда отливала синевой. Она тускло мерцала, словно предупреждала — во мне скрыта нешуточная сила. Хотя, на самом деле, сила скрыта в руках, что сжимают ее. И даже не в руках…

— Ну а ты, Найвар, ничего не увидал? — Грах повернулся в его сторону.

— Так мне откуда? Я ж с другой стороны стоял, — с облегчением отметил Найвар.

— Да, бывает. Не повезло бедняге, — сострадательно заметил Грах.

— Ты полагаешь — то случай?

— Ну да, — кивнул Грах. Сверкнула железная шляпа. — А как иначе это объяснишь?

— Мало ли, — пожал мятыми наплечниками Найвар. — Всякое может быть. Просто я случаям мало верю.

— Тогда что? — насторожился Грах.

— Что, что?! — передразнил Найвар, скривив щетинистую физиономию. — Раз не случай, то что?

— Что? — не мог взять в толк Грах.

— Судьба, дурень!

— Сам ты дурень, — обиженно вскинулся Грах. Рыжие усы жестко встопорщились.

— Только дурни в судьбу не верят, — заключил темноокий Найвар, поглаживая ясеневое древко.

— Вот ты и есть дурень, — безжалостно выдал Грах.

— С чего это вдруг я, — обиженно выпятил железную грудь Найвар. — Я как раз таки верю.

— Не веришь!

— Верю. А вот ты — нет.

— Нет, не веришь ты, — не сдавался Грах. — Потому как ты мне не веришь.

— А ты что — Судьба Всемогущая.

— Судьба не судьба, но в лоб дать могу, — с воинственной гордостью выдал Грах. Подумал и мрачно добавил, — окованным древком!

Найвар кисло усмехнулся, окатил товарища осуждающим взглядом. Опустил глаза, поглядел на внушительную кованую шишку на конце длинного древка. Покачал шлемом-шляпой.