Ольга Романовская - Словенка

Не пустит отец, не поймёт матушка, сёстры засмеют; не видать тебе, девка красная, Черена.

Вечером Гореслава опять к дому кузнеца пошла. Во дворе, перед кузней, телега стояла, а рядом — лошадь саврасая, ещё не запряжённая, траву жевала.

" На рассвете уезжают", — подумала девушка. Она подошла к телеге, посмотрела на погруженные мешки с товаром, к избе подошла, прислушалась: тихо в доме.

Когда со двора уходила, обернулась, на телегу с мешками ещё раз посмотрела. " Одним мешком больше, одним меньше — Сила Жданович не заметит", — подумала девка.

Ночью, когда все в доме заснули, тихо из сеней пробралась Гореслава в избу, сундучок с приданым отперла, осторожно в платок богатства свои завернула, потом к печи прошмыгнула. Знала она, что в ней остался ещё хлебушек матушкин румяный.

Заворочался на полатях Стоян в мужском куту, заговорил во сне. Хотела девушка подойти к нему, успокоить видения страшные ночные, но раздумала. Если проснётся, то весь дом разбудит. Не видать тогда девке волюшки.

Нехотя со двора Гореслава уходила, на дом оглядывалась. Помнит её здесь каждое брёвнышко; каждый сучок в беде поможет, а печка — каменка от сил ночных защитит. Как покинуть их, за частокол родимый уйти? Что за город Черен; примут ли её там?

" Не из дома же бегу, к грудню вернусь", — успокоила себя Гореслава.

Заворочался Серый у ворот, но головы не поднял, не залаял. Знал бы ты, пёс хромой, что хозяйка твоя в ночь уходит. Не вернётся, быть может.

До боли захотелось девушке обнять сторожа верного за шею, по шерсти жёсткой потрепать, но удержалась. Слишком дорога была мечта о княжьем городе.

… С трудом Гореслава лазейку отыскала между кузней и конюшней, осторожно между кольями протиснулась, к телеге подошла.

Саврасая сеном хрустела, к колышку привязанная. Не почуяла бы, хозяев не разбудила. Нет, только посмотрела на гостью глазами карими умными.

" Уж ты не выдай, лошадушка милая, я хлебушка тебе дам", — шептала Гореслава и из платка хлеб вынула, отломила горбушку, Саврасой протянула. Лошадь приняла подарок, захрустела хлебушком — значит, помощницей будет.

Отыскала девушка среди мешков тот, что полегче, осторожно вытащила оттуда безделушки мелкие и в другие переложила. После на телегу забралась, в порожнем мешке схоронилась.

… Гореслава проснулась на рассвете, когда Саврасая в телегу впрягали. Тише воды, ниже травы сидела в мешке девка, шелохнуться боялась да почти не дышала.

Вот Сила Жданович и Мудрёна Братиловна сели в телегу, кузнец прищёлкнул языком, и Саврасая нехотя побежала. Вскоре они остановились, видимо, чтобы затворить ворота, а после лошадка вновь рысью побежала по ухабистой дороге.

Гореслава задремала, и снился ей сон.

… Берег озера большого, синего порос высокими соснами. На воде ладья белая качалась с княжим знаменем. И видится ей, будто у кормила Стоян стоит и сестре, на берегу стоящей, рукой машет. А рядом с ней вся семья её: Любава в кике рядом с Власом, Ярослава в обнимку с Уваром, Наум, Добромира, Лада, сестрёнки малые. И все её к озеру, к воде подталкивают. " Иди, там судьба твоя: жених названный ждёт", — говорят. Смотрит она: к борту корабельному кто — то подходит. В вышитом корзне, с жуковиньями на перстах, а лица не видать. Хочет Гореслава к нему перебраться, лодочку лёгкую отвязывает. Вдруг стрела мимо неё пролетела, чёрная стрела…

К чему бы сон такой диковинный?

Княжий город.

1

Долго ругала девку Мудрёна Братиловна, домой грозилась за косу привести, но обещание своё не выполнила.

А выдал Гореславу… голод. Захотелось ей хлебушка родного поесть, заёрзала она в мешке, а кузнечиха услышала. Обернулась и вытащила девку на солнечный свет. Ой, и натерпелась же она тогда, одно спасло: Сила не захотел к печищу поворачивать, поэтому и порешили взять Гореславу с собой в Черен.

Дом сестрии Силы Ждановича Белёны Игнатьевны стоял между выселками и посадом, а вокруг другие дворы. Девка поначалу дивилась высокому крыльцу, двору широкому; тому, что в нём над избой ещё одна горница. Да и сам хозяин, Добрыня Всеславович, странным был для жителей её печища. Плотник он был, целыми днями брёвна топором рубил, а после с сыновьями, крепкими ребятами, Егором и Хватом уходил куда — то.

Белёна Игнатьевна, полная, румяная женщина не трудилась с утра до ночи, как Добромира, а всё потому, что помогала ей домостройничать девчонка — чернавка Миланья.

Сестрия обрадовалась приезду Силы Ждановича и жены его, по дому забегала, тесто замесила, велела Миланье за мужем бежать. Про себя подметила Гореслава, что Добромира никогда бы так не суетилась: у неё всегда для нежданных гостей было припасено что — нибудь в печи — каменке.

— Славную девку вы мне привезли, я её в посад, к самому граду приведу, пусть на неё парни полюбуются, — говорила Белёна, потчуя гостей чаем липовым. — В невестах долго не засидится. Как же зовут её?

— Гореслава Наумовна. Сама за нами увязалась.

— Бедовая девка, но красивая. Эх, в её годы я тоже была такая. Недаром Белёной назвали.

— Ты о ней, сестрия, позаботься, — попросил Сила. — Кут ей в горнице отведи.

— Сама посмотрю, чтобы Миланья перину ей взбила.

Гореслава изумлённо посмотрела на хозяйку.

— Хоть и не пух лебяжий, а сенцо простое, да всё мягче. Помогать мне будешь по хозяйству часок — другой, а после с подруженьками за ворота.

— До грудня замуж выдадим.

… Жилось девке в доме плотника Добрыни привольно: никто рожь косить не заставлял, не корил за то, что бездельничала. Хоть Белёна Игнатьевна и казалась женщиной строгой, но, как оказалось, работала не больше, чем нужно было. Почти всё в доме делала Миланья, но одно хозяйка ей не доверяла: пищу всю готовила сама.

… Утром проснулась она в светлой горнице, по всходу в избу сошла. Миланья из кутов сор выметала, горшки чистила. На столе ещё дымился горшок с кашей: значит, недавно хозяева трапезничали. Гореслава подошла к оконцу; чудное было оно, больше тех, немногих, что в избах печища были. Ни кузнеца, ни кузнечихи не видать.

— Миланьюшка, а хозяева где?

Девчонка подняла русую голову, с любопытством посмотрела на неё.

— В град они ушли. Поели бы вы, Гореслава Наумовна.

— Не гоже тебе меня так называть.

— А как же ещё? Не сестрица вы мне.

Гореслава взяла ложку, зачерпнула немного каши из горшка. Славная была каша у Белёны Игнатьевны, лучше, чем у Добромиры получилась. Отыскала крынку молока и краюшку хлеба — лучше еды и не пожелать. Вспомнила она о Миланье, спросила, ела ли та.

— Да как же некормленой быть, хозяева у меня ласковые.

Девчонка горшок с кашей в печь убрала, молоко в клеть отнесла.

Долго думала Гореслава, что же ей делать. Рукоделие её в родном печище осталось, а для нового у хозяйки ниток испросить нужно было. Решила она за ворота выйти, на город посмотреть. Что за Черен такой, почему его люди так прозвали?