Ольга Григорьева - Ладога

Я сказала уклончиво:

– Да дела разные, хлопоты… Как здоровье твое, светлый Князь?

– Слава богам, не жалуюсь… – Он глазами меня ощупывал пытливо. Видать, понимал – явилась неспроста, да намерения свои втайне держу. – Ты как? Здорова ли?

– Ничего, светлый Князь. – Я воздуха побольше в грудь набрала, выдохнула. – Как сын твой?

Почему потемнело лицо Меслава, будто туча грозовая? Почему выронил раб, у крыльца стоящий, из рук конскую упряжь? Что не так молвила?

– Даже тебе, жене воеводской, меня оскорблять не дозволено! – рыкнул на меня Меслав.

Почему? Чем его оскорбила?

Я голову в плечи невольно вжала под гневными взглядами, со всех сторон устремленными, еле вымолвила:

– В чем же ты обиду углядел?

– Она еще и насмехается! – Передо мной выскочил молодой вой, еле сдержался, чтоб не ударить. – Тебе ли не знать – нет у Князя сына! Умер в дальних краях!

Как умер?! Когда?! Почему же я ничего сердцем не почуяла? А Олег? Олег – тоже умер? Но они об Олеге ничего не сказали… Значит, о нем ничего не ведомо…

Непрошеные слезы навернулись на глаза, еле удержала их, шепнула бессильно:

– Когда?

– Ты что, и впрямь не ведаешь ничего? – удивился вой. Да и Меслав смягчился, увидев, как головой мотаю и губы кусаю:

– Умер мой сын… Малолеткой еще умер…

Не понимаю… А волх как же?! Чужак?! Он – кто? Ведь все его называли Княжичем… И Меслав не отрекался от него! И Гуннара он изобличил…

– Не понимаю, – призналась я.

– А что понимать-то! – Молодой вой усмехнулся – Да успокойся ты – это дело прошлое, Князь на тебя обиды не держит.

– Не держу, – подтвердил Меслав. – Потому и приветить рад в избе своей как гостью…

– Благодарствую.

Как вымолвила еще, каким чудом на ногах устояла?

Вой мою слабость заметил, подвел к поленнице, прислонил спиной:

– Передохни. В твоем положении волноваться нельзя…

Открытое лицо, глаза добрые…

– Слушай, а волх, что у вас жил, – он где?

– Какой волх? – удивился еще больше вой. Может, он сам недавно здесь, вот и не ведает ничего? У кого ж еще спросить?

Я оглядела двор. Люди, от бояр до челяди мелкой, вновь своими делами занялись, на меня глазеть перестали…

– Я у Князя с рождения, – продолжал вой. – Стрый он мне, а о волхе я ни разу не слыхивал…

Стрый! Как раньше не догадалась! Брат Василисин! Он-то все помнить должен, все знать…

На двор влетел разгоряченный Оттар, схватил за грудки первого встречного, горячо залопотал ему что-то. Тот испуганно указал в мою сторону.

– Твоего мужа человек? – поинтересовался молодой вой.

Я кивнула. Оттар подошел, рыкнул на меня:

– Почему не позвала? – И тут же перекинулся на воя, меня поддерживающего: – Убери от нее руки! Не лапай чужое…

– Эк ты суров! – Парень послушно отпустил меня.

Ноги не удержали, стала валиться на утоптанный снег. Оттар подхватил на плечо, вновь рыкнул: – Домой пойдем…

– Нет, – слабо возразила я. – В кузню, к Стрыю… Урманин заворчал недовольно, а все же потянул меня к кузне.

Стрыя я и не узнала сперва – поник он как-то, постарел. И меня он не сразу признал. От брызг огненных, видать, ослеп немного – долго вглядывался, а потом негромко спросил:

– Беляна?

Спросил вполголоса, а шум мехов, гудение печи да звон молотов заглушил.

Я кивнула, ухватилась, как за надежду последнюю, за крепкую шею кузнеца. Он обнял меня, бережно погладил по голове:

– А я думал – вовек не простите…

За то каялся, что Бегуна с охотниками погнал из знахаркиной избы…

– Дело давнее… – Я махнула рукой, а оторваться от кузнеца не могла.

Оттар на нас косился подозрительно – все подвоха ждал… Он с Олегом одной науке учен был да одним вожаком…

– Неулыба недавно приходила. – Стрый говорил глухо, будто слезы внутри держал, выплеснуть их боялся. – Сказывала, чтоб, как явишься ты, ни мига не медлила, к ней бежала… Дело какое-то спешное. Болтала она об Олеге и о болотниках. Говорила – спасать их надо… И Вассу…

А Чужака? О Чужаке ничего не говорила знахарка? Хотя, что толку Стрыя расспрашивать, коли Неулыба медлить запретила. К ней идти надо.

Я оторвалась от прокопченной груди, провела ладонью по сразу помолодевшим глазам кузнеца:

– Сам себя не вини, а остальные обиду уж забыли давно…

– Так ли? – Он всмотрелся в мое лицо.

Я и глазом не моргнула, соврала, будто чистую правду сказала:

– Неужто они не заходили к тебе перед походом? Хотели ведь…

Он засиял улыбкой, прихлопнул могучими ладонями:

– Правда?! И огорчился:

– Верно, не застали они меня. Я-то давеча в Дубовники ходил – к Догоде… Загостился там…

– Значит, не застали, – покорно согласилась я и повернулась к Оттару: – Идти надо.

Хирдманн усмехнулся, кивнул:

– Понял уж. К Неулыбе…

Я поглядела на его суровое лицо. Раньше довелось бы с ним встретиться – испугалась бы до смерти, а теперь лучшего защитника и сыскать не могла… А ведь он других не лучше… И он, как прочие, убивал да избы жег, и он бросал детей малых средь трупов холодеющих, и он женщинам животы вспарывал…

Может, прав Олег – никому нельзя верить? Да как жить в этом мире без веры, как век свой доживать? Не по мне была ноша такая, не по мне…

Громкие голоса издалека слышны были. Ясно стало – попал Эрик в беду, как Чужак и предсказывал. Даже злость разобрала – какого ляда поперся ньяр одиночкой в лес? Похвально, конечно, что о друзьях подумал, но только глупо… Знал ведь – никакая сила и ловкость его не сбережет. Чай, не с людьми дело имел – с нежитью… Хотя я и сам уже путаться начал. Нежить здешняя на людей здорово походила – не сразу отличишь…

Волх замедлил шаг, бесшумно выскользнул на поляну – снежинки не уронил, ветки не колыхнул. Прямо зверь лесной, не плоше… А те, что с ньяром спорили, все же услышали, нацелились луками на волха, вперились недобрыми взглядами. Один, высокий статный мужик в бобровой шапке и коротком полушубке, вскинулся недовольно:

– Что потерял, волх?

У его ног корчился от боли Эрик, вокруг на снегу темнели кровавые пятна.

Как удалось этим мужичкам, не шибко сильным с виду, ньяра ринуть?

Я втихоря потянулся к мечу.

– Скажи ведогону, чтоб не баловал, – тут же подметил мужик.

Экий глазастый… Как же Бессмертного осилить, коли любой кромешник загодя опасность чует – меча в руки взять не успеваешь?

– Оставь, Олег, – поморщился Чужак, небрежно махнув рукой. Не обращая внимания на смертоносные стрелы, глядящие в его спину, волх подошел к сидящему в снегу Эрику, наклонился:

– Чего тебя, дурня, в лес понесло? В избе не спалось что ли?!

Эрик вздрогнул, попытался подняться и со стоном осел обратно.

Что с ним стряслось? Подойти бы взглянуть, да мужики с луками мешали. Таких без присмотра оставишь – опосля жизни можешь не досчитаться. Ладно, коли своей, хуже, если друга верного иль надежды единственной… А Чужак на кромке для нас надежда и вера…