Алексей Пехов - Страж

– Пролом в них образовался за городскими стенами.

– Ну а этот открылся в заброшенных катакомбах. Возможно, есть и другие входы в них. Так что история с душой принимает крутой оборот.

Пауль почесал в затылке:

– Хочешь сказать, что она является основным разносчиком заразы? Демоном болезни, как бы ее назвали лекари?

– Подумай сам. Внизу несколько тысяч умерших. Они сползлись туда во время первой эпидемии, уповая на чудо, но его не произошло, случился катаклизм, вход в гроты оказался завален. Представляешь, что произошло дальше?

Его глаза были бесстрастны, когда он произносил:

– Они умирали от мора, голода, нехватки воздуха, ужаса и безнадежного отчаяния. Один Господь знает, какие драмы разыгрывались там, в полной темноте. Наверняка – убийства, а возможно и людоедство тех, кто перенес мор и пытался выжить.

– Не людоедство – пожирание мертвечины. Все это – отличная почва для темной души. Она родилась среди них, впитав в себя все плохое, что там случилось, и даже святость места не остановила ее появления.

– Ей пришлось довольно долго там торчать, прежде чем у нее возникла возможность выбраться. Нам придется вернуться и найти веревку достаточной длины. Если, конечно, тварь ждет нас там, а не бегает по городу, разнося заразу.

Мы в молчании пошли назад, и две наши тени скользили по стенам, то укорачиваясь, то удлиняясь. Оказавшись в верхних залах, я высказал гнетущую меня мысль:

– Как ты думаешь, если мы ее уничтожим, мор закончится?

– Не могу даже предположить. Никогда не слышал о подобных гадинах, и строить теории сейчас все равно что сооружать песчаный замок на океанском побережье.

Возле провала, ведущего в собор, вновь пришлось опуститься на четвереньки и, рискуя, ползти над ненадежными камнями. Пауль появился сразу за мной, всклоченный и порядком злой на то, что нам не удалось достичь конечной цели.

Я хотел сказать ему что-нибудь ободряющее, но вместо этого заорал, предупреждая об опасности. Жемчужная душа беззвучно появилась прямо за его спиной и в следующее мгновение стремительным ударом сломала стражу позвоночник. Оглушительно хрустнуло, и верхняя половина тела Пауля подбила мне ноги, заставив грохнуться на пол и выронить кинжал. Фонарь моего погибшего спутника разбился, взметнув пламя к потолку. Но было не до пожара, который едва не лизал подошвы моих сапог.

Душа улыбалась многообещающе и зловеще. Она протянула лапу, как и я зная, что мне не успеть взять клинок. Я усмехнулся ей в ответ и ударил «Связывающими кандалами», очень надеясь, что ей будет так же больно, как и мне. Во всяком случае, ее вой едва не оглушил меня, пока я пытался не потерять сознание.

Преодолевая слабость, забыв о засевшей в сердце острой игле, я поднял клинок, сделал шаг к бьющемуся на полу чудовищу, но оно зашипело, изогнулось, едва не задев меня, и пришлось отступить. Второго шанса мне не дали. Душа метнулась обратно к проему, нырнула в катакомбы, спустя мгновение камни рухнули, закрывая проход и поднимая с земли вековую пыль.

Я бросился к лестнице и успел прежде, чем за моей спиной рухнул потолок.

Ночь была тревожной и на удивление прохладной. Колокола на двух церквях звонили с обреченной покорностью судьбе и тому, что принесет Солезино следующий день. В районе Летелле, сразу за кипарисовым парком, разгорались пожары, слышались выстрелы и немногочисленные крики.

Я быстро шел по улице, держа в руке обнаженный палаш, потому что пару кварталов за мной крались какие-то тени. То ли мародеры, то ли кто-то из иных существ. Они отстали возле высохшего фонтана, отвлекшись на громкие стоны, доносящиеся из распахнутых окон старого дома.

Воздух, как и прежде, был заражен запахом, исходившим от многочисленных трупов, но мой нос, не вынеся суток пребывания в умирающем городе, сжалился надо мной и практически потерял чувствительность. На лице еще осталась кровь Пауля, острая игла в сердце превратилась в ноющую боль, и я знал, что времени у меня не слишком много. Если повезет – то несколько часов, до того как душа придет меня прикончить.

Луна, плывущая по небу, была еще более старой и несчастной, чем прежде. Ее тусклый зловещий свет выхватывал темные контуры трупов на дороге и хрипящих умирающих. Большая повозка, запряженная волами, освещенная тремя фонарями, стояла, перегораживая улицу. Четверо мужчин в плотных балахонах и масках-клювах, которые, как считалось, отпугивали болезнь, втыкали вилы в мертвых, с натугой поднимали их и грузили на повозку.

Чем не картина из ада? Один из команды ткнул мертвеца в живот, и тот взвыл. Собиратель трупов чертыхнулся, тут же добил раненого и встретился со мной глазами.

– Все равно ему оставалось жить не больше часа! – запальчиво попытался он оправдаться передо мной, хотя я не сказал ему ни слова.

Его партнер был менее любезен и, перехватив вилы достаточно узнаваемым хватом старого вояки из линейной пехоты, грубо крикнул:

– Проваливай! И без тебя дел хватает.

Возможно, в другое время я бы с ним поспорил, но сейчас надо было быстрее добраться до Розалинды и подготовиться к встрече с опасным противником, а не затевать ненужную драку.

За поворотом за мной увязалась старуха, внешностью смахивающая на сказочную ведьму – только лопаты не хватало для того, чтобы запихивать в печь младенцев. Она кричала мне, что я адово отродье и меня следует предать в лапы Псов Господних. Позже бабка послала мне в спину проклятие и убралась в темную, смердящую подворотню.

Я вошел в кардинальский сад, испугав крадущуюся в тенях кошку. На освещенном крыльце сидел Шуко и задумчиво изучал раскрытую бритву. Заслышав мои шаги, он поднял на меня взгляд, и я увидел, как сильно осунулось его лицо за эти часы.

– Как чувствует себя Рози? – спросил я, прежде чем он задал вопрос о том, куда делся Пауль. – Я нашел для нее лекарство.

– Ты опоздал, Людвиг, – устало сказал он. – Сейчас ей нужны только цветы.

Рассвет был больным и тягостным, словно затянувшаяся агония. Небо на востоке посветлело, и казалось, что солнце запуталось где-то в облаках и навеки застряло в них. Солезино, как и прежде, продолжал вымирать. Пожары в Летелле догорали, скармливая темно-синему небу с потускневшими звездами дым и гарь.

Шуко шел впереди меня, засунув руки в карманы безрукавки, и я не представлял, каково ему сейчас. Слов утешения у меня для него не было. Рози умерла слишком быстро, почти сразу же после того, как ушли мы с Паулем. Болезнь сожрала ее меньше чем за два часа, оставив от прекрасной девушки лишь изуродованную оболочку.

Узнав о том, что случилось, я молча сходил в сарай рядом с конюшнями, вернулся с лопатой и начал рыть могилу под одним из инжирных деревьев. Шуко сам принес Рози, завернутую в атласную штору, ставшую ее саваном. Затем он начал читать молитву на своем родном языке, и я не мешал ему. Просто стоял рядом и ждал.