Алексей Пехов - Страж

– Желаете вина? – спросил он у меня.

– С удовольствием.

Он хлопнул в ладоши, и слуга тут же поднес мне кубок.

– Я хочу, чтобы вы оценили представление.

– Надеюсь, я буду оценивать его со стороны, а не в качестве одного из актеров? – спросил я, после некоторой паузы из-за дегустации вина.

Оно было слишком крепким, и я не стал злоупотреблять, размышляя, что будет, если я огрею его милость кубком по башке? Кажется, подумал об этом не только я, но и наемники, поэтому Пятый предусмотрительно встал рядом, закрывая мне дорогу к хозяину замка.

Маркграф на мои слова оглушительно расхохотался, и толпа придворных угодливо подхватила его смех.

– Разумеется, нет! Не в этот раз. Тащите его!

Трое стражников приволокли воющего связанного Николя.

– Господа! – обратился маркграф к зрителям. – Этот человек вор! И он заслуживает наказания.

По его команде стражники посадили приговоренного в пращу, и один сунул ему в руки курицу, которой связали ноги. Она кудахтала, билась, как и пленник, но деться никуда не могла. Николя орал, вопил, молил о пощаде. Я не выдержал, сделал шаг, и на моих руках тут же повисли наемники.

– Что вы хотели сделать, ван Нормайенн? – участливо спросил его милость.

– Ударить его кубком в висок.

– Как благородно! Похлопаем, господа! Такую христианскую жалость встретишь не каждый день!

Зазвучали аплодисменты и крики «браво».

– Кто выиграл в фанты, хотел бы я знать? – Маркграф посмотрел на толпу. – Жизель и Антоний, насколько я помню?

Двое улыбающихся молодых людей вышли вперед.

– И кто у нас будет подавать сигнал?

– Уступаю даме выбор, – галантно предложил Антоний с напомаженными усиками.

– Не желаю стрелять! – сказала черноволосая девушка.

Антоний пожал плечами и взял с серебряного подноса, который принес слуга, пистолет. Девушка, хохоча, чмокнула кричащего приговоренного в щеку и взялась за клин, который приводил требушет в действие.

Мужчина посмотрел на маркграфа, тот благосклонно кивнул. Прозвучал выстрел, девица изо всех сил дернула клин на себя, груз упал, приводя в действие рычаг, и вопящий человек вместе с курицей взмыл в безразличное мартовское небо, улетая от замка все дальше и дальше, а затем, завертевшись, рухнул где-то в лесу.

Зрители вновь аплодировали.

– А теперь, господа, на охоту! И помните, что первый, кто найдет труп вора, получит приз – сто дукатов! Спешите! Я нагоню вас через несколько минут. Веселье только начинается.

Гомонящая многоцветная толпа чудовищ покинула стену.

– Как вам представление, ван Нормайенн? – спросил маркграф, и в его голосе больше не было напускной радости и веселья.

– Не в моем вкусе.

– Вы неплохо выглядите для заключенного. Придворные советуют сократить ваш рацион, но я понимаю, что это бесполезно. Вас, стражей, плохой кормежкой не сломить. Вы еще не надумали стать моим слугой?

– Не надумал.

– Как жаль. Я пригласил вас для того, чтобы продемонстрировать вам мою новую игрушку в действии. И хочу сказать, что когда в следующий раз у меня возникнет желание вас увидеть, а вы ответите мне отказом, в пращу я посажу вашего друга. Слышал, что стражи не любят, когда умирают другие стражи. Подумайте об этом на досуге.

На этот раз меня поколотили не так сильно, и я не валялся на матрасе без всякой надежды быстро прийти в себя. Возможно, и вовсе оставили бы в покое, если бы я не сломал челюсть Пятому, когда тот стал пихать меня кулаком в спину, подталкивая на ступенях.

После того как они дотащили меня до камеры, пришел личный лекарь маркграфа, молчаливый пожилой человек с холодными глазами. Он смазал мои ссадины какой-то едкой, пахучей дрянью и зашил рассечение на моем темени. Работал лекарь споро и быстро, за все время не сказав мне ни слова. Когда он ушел, я пересказал увиденное Карлу, догадываясь, что слушает меня не только он.

Вечером явилась душа маркграфини и прошипела:

– Тебе следует учесть, что мой сынок всегда сдерживает свои обещания. В восемь лет он поклялся придушить меня при случае, и, как видишь, это произошло. Так что думай быстрее, страж.

– Не вижу причин для твоего веселья, – сказал я ей. – Ты здесь такая же пленница, как и мы.

– Есть разница. – Глаза окулла мигнули алым. – Я могу выпить ваши душонки, а вы мою – нет.

– Тебя держит в застенках собственный сын.

Ее когти с силой ударили по решетке, так что молитвы Изольды и вопли Мануэля достигли заоблачных высот, отражаясь от низкого потолка многократным эхом. И без того злобное лицо стало еще злее.

– Убью тебя с огромным удовольствием! – прошипела она, прежде чем убраться восвояси.

Я послал ее к черту и завалился на кровать, но сон не приходил ко мне много часов.

– Эй! Сукины дети! Куда вы ее ведете?!

Крик Карла заставил меня подскочить на кровати. Темные силуэты стражников маячили в коридоре. Еще толком не проснувшись, я бросился к решетке и увидел, как мимо ведут поседевшую, сильно постаревшую и сгорбленную Надин. Она бросила на меня взгляд, который говорил, чтобы я не совершал глупостей и не пытался ее спасти, но я плевать хотел на ее просьбы. Надин была стражем, и этого для меня было совершенно достаточно.

Я распахнул дверь, что есть сил ударив ею по лицу одного из арбалетчиков, нырнул вниз, пропуская над плечом выпущенный болт с большим круглым шаром вместо острия. Карл уже вылетел следом за мной, смело бросившись на ближайшего стражника. Мы продержались ровно десять секунд, успев сломать два носа, одно запястье и получить в грудь и в живот по болту.

Арбалеты, несмотря на свою миниатюрность, били замечательно, и останавливающие болты оказались очень эффективны. Словно огрели дубинкой. Уцелевшие из караула поработали ногами, впрочем, без особого энтузиазма. Им хотелось убраться подальше от хихикающего возле решетки окулла.

Меня впихнули обратно в камеру, осыпав ругательствами и угрозами. Я рухнул на солому, вскочил, бросился обратно, лишь для того, чтобы в последний раз увидеть Надин.

Назад она не вернулась.

– Если бы из камер вышли все, то мы бы справились, – с ожесточением сказал Карл.

Третий день он, как и я, переживал, что нам не удалось спасти стража и оставалось лишь догадываться, что с нею сделал маркграф.

– Я человек маленький! – зло бросил Мануэль из своей камеры. – Это вы, господа, ловцы темных душ. А мне чего головой рисковать?

– Бесполезное сопротивление, – поддержал его Хунс. – Пять лет назад уже затевали бунт, когда тут сидели лазутчики князя Иоганна. Они охрану одолели, взяли в заложники, стали требовать у его милости свободы, обещав порешить слуг. Так его милость поднял решетку и выпустил тварь. Только один бунтовщик успел спрятаться в камере, всех остальных сожрало это чудовище. И заключенных и охрану.