Вадим Храппа - Ульмигания

Развернули походный алтарь. Отслужили короткий молебен.

В пути Штанге подъехал к Ванграпу.

— Брат Альбрехт, по праву ты должен бы вести отряд. Не моя вина, что магистр не доверяет тебе… Я прошу, если что случится со мной, возьми отряд под свое начало. Так мне будет спокойнее умирать.

Ванграп посмотрел на комтура. Такие настроения перед битвой были очень опасны.

— Что-нибудь случилось? — спросил Ванграп.

— Вчера во сне мне явилась Дева Мария, — сказал Генрих. — «Скоро ты будешь с сыном моим», — обратилась она ко мне и благословила.

«Да-а… — подумал Ванграп. — Однако такая глубокая вера может не только помогать в бою, но и мешать».

— Вместе идем на святое дело, вместе и вернемся! — жестко сказал Ванграп. — Бог не выдаст. Мои люди умеют меч держать, а король Отакар — славный рыцарь — поспеет вовремя. Мы вырвем у этой старой змеи зубы.

Лес становился угрюмее, деревья выше и раскидистей. Лошади по грудь утопали в папоротнике. На сучьях дубов и грабов колыхались клочья тумана. Бесшумным призраком явился лазутчик. Отдал Ванграпу четыре покунтиса — в тысяче саженей сняли дозор. Ванграп отослал покунтисы Генриху с просьбой перестроить колонну и дать ему выйти в авангард. Слава богу, они с комтуром знали друг друга давно, несмотря на то, что Генрих был вторым человеком в Пруссии после магистра, а фон Эбур — светским братом. Ванграпу не нужно было вдаваться в объяснения того, почему он предпочел выйти вперед со своими людьми — в лесу они были гораздо проворнее братьев Ордена и заезжих крестоносцев.

Колонна на ходу разломилась вдоль, и Ванграп прошел сквозь нее, оказавшись в голове сомкнувшегося отряда.

Генрих дал приказ обнажить оружие. Арбалетчиков и кнехтов — в середину колонны.

Перед собственно святилищем было ритуальное поле Ромовы, и Ванграп молил Господа, чтобы он довел рыцарей до этого поля, не дал завязаться битве в лесу, где самбы, легко вооруженные, на своих жилистых сверяписах, имели вдесятеро больше преимуществ, чем на открытом месте. Рыцарям с их тяжелыми мечами и длинными копьями было трудно даже повернуться в густых зарослях.

Отряд перешел на крупную рысь, и ему удалось вскоре выскочить из леса на широкую круглую поляну, окаймленную древними дубами. С другой стороны двигалась между деревьями туча визжащих и улюлюкающих воинов с короткими мечами и метательными копьями. Первая волна ее была отброшена назад, к лесу, залпом арбалетчиков. Первая кровь защитников Ромовы оросила ее неприкосновенную землю.

Туча разбухла, зачернела и выплеснулась до середины поля. На сей раз лучникам и арбалетчикам удалось остановить ее, но не отогнать. Спотыкаясь о трупы своих товарищей и их коней, падая и снова вскакивая на лошадей, самбы двигались в сторону крестоносцев. Рыцари встали «вепрем», поглотив в его монолите кнехтов.

— Братья! — крикнул Генрих. — С нами крестная сила! Не посрамим же честь рыцарскую и Церковь Святую, пославшую нас ради Господа нашего Иисуса Христа! Смерть поганым язычникам! Да храни нас Пресвятая Дева Мария!

И под ровный топот тяжелых тевтонских коней, от которого задрожало сердце Пруссии — Ромова, двинулся Орден навстречу божьей воле — славе или смерти во славу. Железным клином врезался он в войско самбов, разбрызгав витингов на окраины ритуального поля. Сеча была жестокой. Крестоносцам, облепленным самбами, как медведь разъяренными пчелами, отступать было некуда. Но и для пруссов Ромова была последним пристанищем в мире. Холмами уже лежали изрубленные самбы. Ручьи прусской крови текли, но силы не иссякали. Со звериным упорством бросались самбы на крестоносцев.

С криком: «Прощайте, братья! Матерь Божия призывает меня!» — упал Генрих Штанге.

Упали уже Гуго фон Альменхаузен и саксонец — брат Фридрих. Упал барон из помезан — фон Торн. Корчится в траве от удара метательным копьем в лицо брат Христиан из венгров. Зарублен топором брат Ребодон с низовьев Рейна. Теснят самбы крестоносцев, прижимают к лесу. Все ближе дубрава, а там — верная и быстрая погибель в клетке плотно столпившихся деревьев.

Ванграп сделал отчаянную попытку прорваться со своими людьми на открытое пространство, но только увяз, теряя одного за другим преданных ему с детства дружинников. Лучшие воины умирали, вручая души богу своего вождя.

И вдруг где-то совсем неподалеку протрубил боевой рог.

И Ромова содрогнулась от страшного удара трех сотен рыцарей короля Отакара в спину легкой коннице самбов. Посыпались листья с дрожащих деревьев от лязга железа и хруста прусских костей. Стон прошел по земле самбов. Переломился не ход битвы — сломали позвоночник целому народу. Удар этот смял, сплющил прусское войско. Король выслал вперед фланги, и поле битвы стало котлом для самбов. Немногим удалось уйти в леса.

Крива извивался под ногой фон Эбура и визжал:

— Самбы! Не слушайте его! Это оборотень, продавшийся монахам за кусок хлеба. Не слушайте его! Наши боги не простят вам этого. Во имя Перкуна, Потримпа и Пикола, вспомните заповеди короля Вайдевута! Не отдавайте родной земли проклятым монахам!

Криву подхватили под руки, посадили на лошадь и подвезли к петле.

— Ваши могильники станут отхожими местами! Жены ваши станут рабынями…

— Кончайте с ним! — сказал Ванграп.

Лошадь ткнули копьем, она рванулась, и на мгновение Крива повис в петле, судорожно суча ногами, но тут же выскользнул, и на землю шлепнулась большая рыжая собака. Вскочила на ноги и, злобно рыча, оскалилась. От морды до хвоста ее с треском пробегали голубые язычки пламени. Все, кто это видел, отпрянули, в ужасе крестясь и бормоча — кто молитвы, а кто и непотребные ругательства. Ванграп выхватил у кого-то топор и метнул в собаку, но она уже рванулась в лес, и только кусок ее хвоста извивался на дубе под топором.

Прошло две зимы с тех пор, как славный король Отакар железным ураганом пронесся по Самбии. Король пришел, помахал мечом и, прославленный, ушел в свою далекую Богемию. А Самбия осталась. Она гудела, как опрокинутая дравина [100] Дравина — долбленый улей. со злыми лесными пчелами. Дравина раскололась, и пчелы, обезумев от ярости, вились вокруг, потрясая легкими, но очень острыми метательными копьями.

Две зимы — с тех пор, как маленький отряд начал кружить по Самбии, охотясь на Криву.

Ванграп не думал о нем и не старался просчитать поведение Жреца. Оборачиваясь собакой, Крива и действовал как зверь. Принимая облик человека, вел себя как вайделот, чьими поступками в большей мере руководят духи и силы тьмы. Простому смертному не постичь их коварства. Ванграп охотился, используя себя как приманку. Он знал, что Крива не забыл ни того, как бывший князь Вепря отнял у него монаха Христиана, возомнившего себя епископом Пруссии, ни того, что рыцарю фон Эбуру дважды едва не удалось прикончить Верховного Жреца. Рано или поздно они встретятся.