Евгения Лифантьева - Магии не существует, или Криминальный репортер

Пока Макс рассматривал фото, Игорь радостно бросился к сейфу — мощному сооружению, предназначенному для хранения оружия. Замок легко открылся ключом со связки, но — оказался пуст. Только несколько коробок патронов на самой нижней полке да разобранный дробовик.

— И что теперь делать? — Лицо следователя вытянулось. — Все обыскивать? И так мы уже накосячили… Вдруг тут какой-нибудь персональный пенсионер живет? Поднимет хай…

— А кто тут, действительно, живет? — Спросил Макс.

— Легко! — Игорь вытащил из кармана сотовый. — Ольга, солнышко, пробей, пожалуйста: улица Ленина 143… Ага, жду!…Сергей Сергеевич Квашнин? Тридцать второго года рождения? Станция Буранная Петропавловской области? Ясно! Спасибо, солнышко!

— А теперь пойдем спрашивать у соседей, куда этот Сергей Сергеевич девался, — подытожил Макс. — Дед, небось, не знает, что его друг умер. Как только найдем старика — документы будут ваши…

— А если не захочет отдавать?

— Захочет, — хохотнул Макс. — Я — колдун, или погулять вышел?

— В общем, мы убрались из квартиры, ничего не трогая. — Закончил свой рассказ Макс. — Хотя мне показалось, что бумаги лежат на книжной полке в папках с надписью 'История Пригородного заповедника'. Такой вот юмор…

— А почему не в сейфе? — Удивился я. — И почему ты их не отдал следователям?

— Не в сейфе — потому что не влезают. Он только с виду большой, а на самом деле там еле-еле три ружья помещаются. К тому же, если случайно какой-нибудь наркоман в квартиру заберется, то в первую очередь к сейфу полезет. А кто будет воровать стариковские архивы?

Макс ехидно улыбнулся:

— А 'находить' я их не стал потому, что самому на этом самом Уйю побывать хочется. Говорят, красивые места. К тому же надо старику о смерти друга сказать. А то не по-человечески как-то получается…

— Почему, кстати, на Уйю?

— Соседи сказали. Он еще один ключ оставил старушке с пятого этажа, чтобы та цветы поливала. Сказал, что на пару недель на Уй едет. В этом году весеннюю охоту запретили, но Квашнин по привычке в тайгу отправился. На рассветы там посмотреть, птичек послушать… У него неподалеку от Усть-Уйска охотничья избушка, он туда уже лет десять ездит.

— Да, — протянул я. — А говорят, что магии не существует… Кто бы мог предположить, что они друзья: 'новый русский' из старой номенклатуры и старичок-краевед, которого многие чуть ли ни за городского сумасшедшего держат?

— В том-то и дело, что Сугодин выбрал такого человека, которого никто с ним связать не мог. По работе они знакомы были, но очень шапочно. Квашнин, когда работал инженером лесоохраны, подписывал тресту 'Облжилстрой' какие-то акты по землеотведению. Это когда Черемушки стали расти за городскую черту… И — все. О том, что у Квашнина есть охотничья избушка в родных краях Суготина, мало кто знает. Из окружения Сугодина — никто. Тем более, что Василий Михайлович в деревню ездил нечасто, а после того, как умерла его мать — вообще ни разу.

— И как они, интересно, пересеклись?

— Не знаю… Но Суготину нужен был именно такой человек: далекий от любой политики, не способный на подлость. Немножко 'дивный'. Ведь документы эти проклятые — бомба под самого Суготина, при желании из них можно состряпать ему уголовную статью, и не одну. Ну, и другие условия: живет Квашнин один, жена умерла восемь лет назад, дочери замужем. К тому же человек он аккуратный, ответственный.

Макс помолчал немного, потом продолжил:

— Эти парни из прокуратуры, как фамилию узнали, за полдня все о старике выяснили. Кстати, его действительно за глаза называли 'Лешим'. Он с молодости носит длинные волосы: прикрывает порванное ухо. Пацаном в войну воровал уголь с проходящего состава. Зацепило какой-то проволокой, хорошо, что голову не снесло… Лохматый, лесник — получается леший.

— А я-то зачем вам нужен? — Поинтересовался я. Мне, конечно, очень хотелось убраться на пару дней из города. Но не хотелось связываться со всякими губернаторскими тайнами.

— Ну, как тебе сказать. — Макс пожал плечами. — Во-первых, вы знакомы. Во-вторых, раз ты — представитель прессы, то, с точки зрения старика, от него ничего тайного и противозаконного не потребуют. В-третьих, ты в чем-то на него похож. У тебя тоже никогда не будет домика на 'Папиных дачах'. Хотя знаешь ты про сильных мира сего более чем много. Но молчишь.

— И когда едем?

— Сейчас. Внизу машина ждет. Мчимся на аэродром. Иначе — Квашнин к похоронам не успеет.

'Папа' ради поиска документов ничего не пожалел. Выделил спецвертолет. Макс, как только сел на скамью, сразу отрубился. А я еще долго думал: съехидничал Макс или нет, говоря, что у меня никогда не будет домика на 'Папиных дачах'. Странно, я ему не рассказывал о том, почему мы расстались с Лялькой, но он дословно повторил мою фразу.

В четыре утра мы приземлились в Усть-Уйске. Бравые ребята из прокуратуры вытащили из постели местного председателя охотничьего общества. Выяснили, где у Квашнина заимка. Потом пилоты долго 'выцеливали' прогалину в тайге рядом с охотничьей избушкой. Кое-как спустились.

Лопасти вертолета не успели остановиться, как из кустов на нас выскочили две здоровущие собаки. Они облаивали вертолет до тех пор, пока на полянке не появился старик в выгоревшей 'энцефалитке'. Я вежливо поздоровался с Сергеем Сергеевичем, потом Макс отвел его в сторону, сказал несколько слов. Старик побледнел, кивнул головой:

— Хорошо. Только соберусь полчаса у меня есть?

— Да, конечно.

Квашнин с собаками растворились в кустах, а я, чтобы размяться пошел к реке. На небе таяли рассветные облака. Березняки на том берегу были нежно-зеленые, словно укрытые мерцающей вуалью. Ельники, наоборот, — темные, почти синие. На все лады заливались птицы. Под ноги мне попалась россыпь подснежников, и я собрал маленький букетик. Для мамы. Как жаль, что ей не доведется подышать этим, напоенным лесными ароматами, воздухом!

Потом Макс крикнул меня, я бросил последний взгляд за реку. А что, если взять отпуск и отправиться куда-нибудь сюда? Конечно, у меня никогда не будет домика на 'Папиных дачах'. Но заимка на реке Уй или на реке Шиш — это вполне реально…

Семь конфет

— Не, Макс, ты не понимаешь. Я не жалуюсь. Просто тесно мне…

Цвели яблони. Над импровизированным мангалом из кирпичей курился сизоватый дымок. Мы пили пиво и неспешно беседовали.

Женщины — моя мама и Айвиэль, с которой у нас наконец-то стало что-то получаться — закрылись в дачном домике, заявив, чтобы до обеда мы на кухню — ни ногой. На нас, мужчин, была возложена обязанность приготовления шашлыка. От запахов жарящегося на углях мяса в желудке слегка посасывало. Правда, мы удушили "сосуна" первой же бутылкой пива из выданных мамой "чтобы мы пока не скучали". Верно говорят: ожидание праздника порой приятнее самого праздника. И дача, если к ней правильно относиться, все-таки — великая вещь.