Сергей Малицкий - Забавник

— Помню. — Вельт запустил пятерню в бороду. — Мы ж с Рином к нему подошли, но он даже разговаривать не захотел, сказал, что есть у него охрана и он ею доволен. А что это была за охрана? Пятеро увальней с пиками! Я бы любого из них об колено сломал, да хоть и всех сразу!

— Не сомневаюсь, — вздохнула Айра. — Правда, надеюсь, что ломал бы ты их на живот, а не на спину, чтобы им переломанными не остаться. Только не те пятеро были главной охраной купца, а тот старичок, что беззубым прикидывался. Или ты и вправду поверил, что купец приживальщика с собой везет и таким добрым оказался, что выделил ему самого крепкого коня?

— Но ведь… — совсем растерялся Орлик.

— Так что же делать? — спросил Рин.

— Мы в трактир зачем заезжали? — спросила Айра.

— Перекусить, — грустно отозвался вельт.

— Так и перекусывайте! — воскликнула колдунья. — Все внимание направляйте на блюдо, что вам принес трактирщик. Ешьте. Смакуйте, только не чавкайте громко. Идете к роднику за водой, так и идите за водой! Едете в столицу, так и правьте туда не только конем, но и головой. Тот, кто занят, никого не видит, и его никто не видит.

— Но как же ты тогда разглядела, что старик этот с черными зубами не старик вовсе? — воскликнул Олфейн.

— Да вот, разглядела, — усмехнулась Айра. — Не смотрела, а видела. Не прислушивалась, а слышала. Хотя и без магии не обошлось.

— Вот! — обрадовался Рин. — Не могло не быть секрета! Как околдовывала? И почему я не почувствовал ничего?

— Почувствовал, — коротко бросила Айра.

— Как же? — не понял Рин.

— Ты сколько раз на меня посмотрел в трактире? — прищурилась Айра. — Ты же глаз с меня обычно не сводишь. Платье на груди и на бедрах, наверное, до дыр проглядел! И ты, Орлик, и ты! А уж если я с лошадки слезу, да пойду куда — к роднику, в лесок, за холмик, — вы же с Орликом так на меня пялитесь, что спину печет. А как заедем в трактир или на постоялый двор, словно забываете обо мне. Ничего в голову не приходит?

— Оно так, конечно, — закряхтел вельт, — и посмотреть на тебя, Айра, в радость, глаз отдыхает, плоть бурлит. Только ведь мы договаривались без сговора не ворожить друг на друга!

— А я на себя ворожила, — подмигнула колдунья покрасневшему Рину. — На себя наговор вешала. Да не вешала, а так, чуть подмешивала, словно дымком окуривала. Есть такой наговор. Он словно вуаль поверх лица ложится.

— И как же он выщелкивает? — не понял Орлик и в недоумении посмотрел на Рина. — И почему же эта магия в глаза не бросается? Здесь же в трактирах через одного смотрители княжеские бродят, что колдунов без ярлыков, гадальщиц, да лекарей высматривают!

— Магия лика? — догадался Олфейн.

— Она самая, — кивнула Айра. — Легкая и разрешенная. Тут же каждая девица простенькие наговоры знает — прыщик удалить, брови зачернить, родинку спрятать, кожу освежить. Приворот сделать — можно и под плеть смотрителя попасть, а личико поправить, если чужую личину на лицо не тянешь, хоть обворожись!

— И что же ты поправляешь? — спросил Рин.

— Огонь свой прячу. Блеск убираю из глаз, румянец стираю, скуку на лицо леплю. Заразную и липкую скуку, от которой зубы сводит. Вся моя магия на лице моем и лицом моим заканчивается. Но как тебя, Орлик, огнем обжигает от ладной селянки, как тебе, Рин, ладони печет от хорошего меча, так и скука моя ваш рот зевотой корчит, да веки смежит. Только ведь я не кладу на вас наговор, вы его на себя сами тянете. Простенькое заклинание, кстати, на щелчок на лицо ложится, хотите, научу? А остальное откуда знаю?

Так не просто я начинала, девчонкой неразумной воровством промышляла. А в том деле быстро учишься, потому как тот, кто к наукам не способен, голову набекрень носит…

Рин почти добрался до выхода из дворца. Миновал пять дозоров, пробрался через три двора, на балконах которых стояли по два-три стражника. Прошел несколько ловушек, чувствуя, что тяжеленные камни могут упасть ему на голову и смять в лепешку, когда вдруг ощутил запах смерти.

Запах этот струился под потолком и был не только ощущаемым ароматом сжигаемого трупа, но и предчувствием беды, тем более страшной, что беда эта отдельной струей выделялась на фоне общего несчастья и безысходности.

Рин остановился и после мгновенного раздумья повернул по узкому коридорчику в сторону запаха. Коридор вскоре раздался, обратившись небольшим залом, освещенным падающим через потолочное окно светом. В зале стояли два высоких стражника, вооруженные не секирами, что уже стало привычно глазу, а мечами. И оба напали на Олфейна в тот самый миг, когда он попытался пройти мимо, как проходил мимо всех попавшихся по дороге дозоров.

Рин ушел от первых ударов, метнулся в сторону, чтобы не отбиваться сразу от двух противников, и через мгновение с удивлением понял, что с трудом сдерживает яростный напор незнакомцев. Каждый из них был на полголовы выше Олфейна, но в движениях верзил не оказалось и тени медлительности. Они не слишком разнообразили атаку, не пытались перещеголять приблизившегося к ним наглеца в воинском мастерстве, они хотели его убить и пытались убить быстро и молча.

«Эх, плохая сталь идет на оружие стражи!» — подумал Рин, потому что секира, что была у него в руках, пришла в негодность для заточки или шлифовки уже через несколько мгновений, в то время как клинки его противников словно вовсе не касались лезвиями железа. Мигом позже Рин уперся спиной в стену и почувствовал, что может и проиграть схватку! Он не уступил бы молчаливым молодцам и с секирой, хотя и не слишком жаловал подобное оружие, но, оказавшись у стены, потерял все возможное преимущество. «Однако, если эти воины из дюжины конга, — мелькнула в голове мысль, — то Тир мог попасть в хорошую компанию». Выхвати он меч, скрытый под плащом, схватка закончилась бы через миг, но что-то останавливало Олфейна, словно к его мечу был привязан громкий колокольчик.

Они нападали на него по очереди. Удары, которые Рин просто отбивал, принимая их то на окованное железом древко, то на уже покрытое зарубками лезвие секиры, сыпались на него, как лопасти ветряка. И в тот самый момент, когда Рин должен был принять очередной удар, он все-таки напал сам, но напал не на того воина, что вздымал над ним меч, а на того, что готовился ударить из-за его спины. Он метнул секиру мимо первого во второго и тут же стал уходить от удара сверкающего клинка, поворачиваясь вокруг себя и готовясь принять разящий удар на сомнительный наруч, но меч двигался слишком быстро. Нога словно прилипла к каменным плитам, а клинок уже сверкнул лучом Аилле, и Рин сделал то, о чем частенько говорил Орлик, но чего никогда не доводилось видеть самому Олфейну.

Он отбил меч пустой рукой. Рискуя потерять руку или остающуюся под ударом ногу, Рин ударил по мечу воина кулаком. Ударил так, словно его противник размахивал не мечом, а деревянной лопаткой для размешивания варева. Ударил кулаком в пустоту, в пространство перед раскрывшимся стальным веером и попал точно в лезвие. Глаза воина округлились, но потерять равновесие он не успел, Рин уже ловил его гортань на собственный локоть и загонял туда же кинжал, сорванный с пояса того же самого молодца. Второй же задыхался в обнимку с секирой, вскрывшей ему шею.