Джезебел Морган - Охотники Смерти, или Сказка о настоящей Верности

Опытный аналитический разум привычно проигрывает десятки различных вариантов. Искать… близких мне людей? Передёргиваюсь, словно залпом выпив уксуса. Спасибо, не надо мне такого счастья. Перед Шаннеей мне показаться стыдно, перед отцом и матерью как-то… страшно. Ведь всю вечность испортят нотациями на тему "как надо было жить, чтобы сейчас не было стыдно". Кир?.. Хм… Мне этого… Сына Ночи и в жизни хватало по самые уши. А то, что я так и не успела ему сказать… пусть останется на моей и без того не слишком чистой совести.

Без дела и цели мотаться по (уже!) Этой Стороне? Как-то не прельщает.

С детским, первобытно-интуитивным страхом понимаю, что мне нечего делать. Совсем.

Я — пущенная стрела. Давно мёртвая личность, которой стоит лишь утратить волевой стержень, и она развеется. Не пеплом, от которого хоть что-то остаётся, мелкими крупинками оседая на землю. Пустотой.

Я НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ ОБО МНЕ ЗАБЫВАЛИ!!!

Импульсивное, порывистое отрицание вихрем обновления проходит по личности или её остаткам. Липкий холод абсолюта отступает, сметённый моим отчаянным страхом. Вся моя сущность содрогается от самой возможности потерять себя.

Тихий тёплый ветерок успокаивающе обволакивает меня своей свистящей песней, суля нежный покой. Чувствую облегчение, словно долго, слишком долго, напряжённо ждала чего-то и дождалась. Позволяю ветру нести меня в никуда, блаженное, бесконечное никуда.

О том, что ветер может причинить мне вред, я даже не задумываюсь. Во-первых, ветра — извечные союзники Чародеек, их поддержка, сила с которой они могут общаться на равных. Их восторженная суть. А уже во-вторых, здесь — посмертие. Причинить больший вред мне просто не возможно.

Тихий, такой знакомый смех раздаётся совсем рядом, терпкой волной прокатывается по окружающему миру. Чуть позади, из затвердевших потоков несуществующего воздуха, формируется сияющая фигура.

— Шанни? — с беспочвенной надеждой спрашиваю я. Да мало ли какие духи бродят здесь! И почему я решаю, что это — непременно моя Верная?

Но довольный смешок обжигающей волной света подтверждает мою догадку.

— Здравствуй, Ал'эра, — звонкий девичий голос врывается сумятицей в мой разум. — Хотя пожелание здоровья в нашем состоянии больше смахивает на утончённое издевательство, не так ли?

— У всех мёртвых одна реакция на это слово? — вырывается прежде, чем я успеваю подумать.

Нахожу в себе силы поднять глаза и не отрываясь смотреть на неё. Моя Шаннея по-прежнему прекрасна, она как и раньше задорно улыбается и готова рассмеяться по любому поводу. Но в наполненных несуществующим светом глазах плещется… мудрость?

— Не ожидала увидеть тебя… здесь.

— Если признаться, — она лукаво склоняет голову, — я тоже. Особенно так рано.

Молчим. Я не знаю, о чём можно говорить с ней. Я и раньше с трудом отыскивала темы для разговора: Верная была готова днями трепаться о своих романах, я разглагольствовала о различных заклинаниях. Сейчас нам тем более не о чем говорить.

— Прости, — набравшись храбрости, всё-таки говорю ей это.

— За что? — простодушно удивляется девушка.

— За то что предала, — покаянно начинаю перечислять свои прегрешения перед ней. — Не последовала за тобой сразу. Терпела, отмахивалась от собственной совести, находила себе оправдания, — замираю, не решаясь признать за собой самое страшно — отказ от неё, от её памяти. — Приняла вторую связь Верности.

— Но… — лицо Шаннеи кажется мне… ошарашенным. За вуалью сияния это тяжело увидеть. — Это же прекрасно!

В смятении поднимаю взгляд.

— Я ослышалась?

— Нет.

Задумываюсь, пытаясь анализировать ситуацию. Верная смеётся над моим вытянувшимся лицом.

— Неужели ты думаешь, что всё своё посмертие я страдаю от разрыва клятвы? — насмешливо интересуется она. Честно признаться, я именно так и думала. Она лишь качает головой. — Делать мне больше нечего, кроме как над своим чувствами релаксировать. Сама-то сильно из-за оставленной Верной переживаешь?

Не сразу понимаю, о чём идёт речь.

— У меня просто не было выбора, — начинаю сбивчиво и путано оправдываться. — Она была шансом возрождения Ордена!

Шаннея лишь отмахивается от моих слов, как от надоедливых мух и ностальгически вздыхает:

— Неужели, когда я была человеком, тоже могла долго страдать из-за всяких пустяков? Даже не верится…

Возмущённо задыхаюсь. ЭТО — пустяк?! А что же тогда тут им не является? Разум услужливо выдают одно единственное слово, и я вынуждена успокоиться. Действительно в смерти свои правила, и перед мёртвыми раскрываются пути, неведомые живым. Может, стоит тогда отбросить всё связанное с жизнью?

Верная с лукавой покровительственностью следит за моими мыслями, словно я их в слух проговариваю. Поймав мой подозрительный взгляд, она печально качает головой.

— Эх, Ал'эра, Ал'эра, ты всегда слишком крепко держалась за всё, связанное с жизнью, и тебе будет не легко разучиться мыслить её категориями.

Схватив меня за руку, Верная тащит меня вперёд и вверх, если направления имеют здесь какой-либо смысл. Ветра услужливо подхватывают нас на свои беспёрые крылья. Сквозь их ликующе-торжественную песню доносится голос Шаннеи:

— Не узнаёшь? Это — наши сёстры! Мы становимся ветром, становимся свободными! Это мечта любой из сестёр!

— Что ж, я никогда не была образцовой Чародейкой, — пытаюсь мрачно отшутиться, откреститься от своих ощущений. В полёте по несуществующему небу слишком чёток и болезнен контраст между царящей здесь легкокрылой беззаботной радостью и моей замкнутостью, закостенелостью мышления, эгоцентризмом. Они не будут подстраиваться под меня, независимо от того, что я была Магистром. Сколько ещё более величественных Чародеек свободны здесь от своих обязанностей?

— Не мучь себя, — ласковый совет пропет мне ветром, который был моей матерью. И я отказываюсь от своих мыслей и чувств, позволяю ветрам нести меня туда, куда им вздумается. Приходит истинное понимания Бега С Ветром — единение с нашими павшими. Ведь нам не нужны летописи, чтобы помнить.

— Тебе надо было родиться птицей! — смеётся Верная эхом своего голоса. Встревоженно оглядываюсь, но она ещё здесь.

Снова на Грани. Осознание этого не радующего факта оформляется в тихий измученный стон. Впрочем, на этот раз воскрешение мне не грозит.

Верная так стремительно оказывается рядом, что я не замечаю её движения. Невесомые руки ложатся на плечи.

— Если ты так цепляешься за жизнь и её предрассудки, почему бы тебе не жить хоть как-нибудь? — Она тепло и уверенно смотрит мне в глаза, и я понимаю, что отказать ей не смогу никогда.

— Только не уходи, — осторожно прошу я, но она всё равно лишь улыбается.